– Да, но в зале присутствуют и другие пары/компании…
– И все же почему-то профессиональное внимание привлекают в основном пять отмеченных групп; эти люди без устали сканируют окрестности; не только природными органами чувств; углубленный зондаж выявил спецприспособления; чутье, выработанное опытом, меня не подвело; в телесной ипостаси возможности существенно снижаются, конечно, однако имеются определенные компенсаторные механизмы.
– Я тоже чую; но не здесь, не в зале…
– Похвально, младший; у тебя тоже по-настоящему заработал мозг.
– И мои чувства мне твердят, что нас пишут; но никто из этих пяти команд; я думаю, это торки.
– Пусть пишут; много они сумеют понять!
– Мудрейшие учат, что излишняя беспечность в отношениях с окружающей средой, изуродованной вторжением недоразумны…
– Младший, не забывайся.
– Извини, старшая; тебе наверняка ведомо нечто, позволяющее испытывать уверенность.
– Наверняка; абсолютно все ни один человек не ведает; по личному каналу каждому из нас лишь часть вселенского знания передается; кстати, ты до сих пор не просветил меня, почему хозяева этих мест зовутся так, а не иначе.
– Изначально это была аббревиатура корявого, наспех слепленного словосочетания; теплокровная органическая реанимирующаяся конструкция.
– Ясно; так вот – никто из этих наблюдателей не может поручиться, что за всеми ними не следит глаз, о котором никто ничего не знает; наш, например; но мы тоже не поручимся; за нами в свою очередь следят торки, допустим; но разве торки могут поручиться, что за ними никто не следит?
– С их стороны это было бы слишком опрометчиво; охочих понаблюдать за наблюдателем хоть отбавляй.
– Вот именно; с чьей бы то ни было стороны очень опрометчиво считать себя незримым от ока всевидящих соглядатаев; ни у кого нет гарантированного уединения; хотя опрометчивые, считающие иначе, всегда находятся…
– А-а, ты об этой залетной спирали; послушай, неужели она искренне уверена, что любое тело меньше астероида размерами не может обладать истинным разумом?
– Похоже; такая большая и умная, а совершенно позабыла главный урок Вселенной – все относительно; проблема лишь в разности масштабов.
– Она нас, наверное, вообще почти не замечает, как пылинки, что незримо клубятся в воздухе; которые видно лишь в солнечном луче.
– И все же – пылинки клубятся везде и всегда, и от того, что их не замечают, они ведь никуда не исчезнут; истинно умный человек просто обречен предположить, что среди маленьких появятся удаленькие; которые прекрасно ведают о существовании больших и отыщут ракурс, позволяющий видеть сгусток света, отодвинувшийся от края в глубину вакуума.
– Но если Вселенная насквозь просматривается и проблема наблюдения разрешима, стоит лишь отыскать нужный канал…
– Да, мы тоже не можем поручиться; и мы это обязаны понимать, как никто; именно мы, люди рас, которые вовсе не принадлежат к числу тысяч, известных в этой Сети Миров; наша собственная «сеть» куда меньше, но нам есть что терять; наши дороги вплетены в их паутинки, но для здешних обитателей как бы не существуют, и соприкасаться с их путями могут лишь по нашему желанию; варвары обожают уничтожать просвещенные цивилизации; мы никогда открыто не вмешивались в их дела, но следить следим, само собой; с того благословенного мгновения, когда случайно возникла первая плоскость соприкосновения наших траекторий с их «проколами»; предупрежден – значит вооружен…
– Старшая, чем постоянно держаться настороже, не лучше ли было бы…
– Младший, когда мудрейшие решат, что лучше, они нас известят.
– Представляю, что иные подумают о нас; если пишут…
– Не думаю, что подумают что-нибудь новое; мы такие же люди…
– Эй, если вы нас сейчас пишете!
– Знайте, мы не представляем для вас опасности, пока вы не трогаете нас; мы здесь самые что ни на есть наблюдатели; все эти люди, кэйтианка, шиарейцы и прочие, – ваши; но мы-то нездешние, нам от вас ничего не надо, и мы сейчас просто встанем и уйдем; в подтверждение, чтобы вы не подумали чего…
– Может быть, это стоит произнести и для торков, продублировать на понятном им языке?..
…Напряжение стремительно нарастало. Атмосфера сгущалась; казалось, еще минута – и ожидание сконденсируется в мрачную тучу, и она повиснет над головами, и материализованный конденсат прольется дождем, осядет на людях зримой, влажно поблескивающей пленкой.
Температура взглядов повышалась; скрещиваясь, они накалялись до точки кипения.
Хотя подавляющему большинству людей, заполнявших зал, было невдомек, что в нем установилась предгрозовая гладь, воцарилось затишье перед бурей. И что вот-вот разразится ожесточенное сражение. Ареной битвы этому помещению бывать случалось частенько, но спонтанной. Не ожидаемой. Теперь – назревало запланированное. Преследователи настроены куда как серьезнее!
Человек, сидящий в простом деревянном кресле на открытой террасе, открыл глаза и поморщился. Лицо его выражало сильнейшую досаду. Чувствовалось, что зреющие неприятности ему вовсе ни к чему. Скользнув взглядом по океанским волнам, что с маниакальным упорством бросались на монолитное подножие Башни вот уже одиннадцатый миллениум циклов, человек – с виду самый что ни на есть ЭРСЕР! – вновь прикрыл веками ослепительно-черные глаза.
Главный ресторанный павильон комплекса стилизовать под типичный для «диких» земель салун не требовалось. Он и был самым что ни на есть салуном, со всеми положенными заведению фронтира атрибутами. Открытая еще в имперскую эпоху, третья планета звезды Вуллериана по странному (на самом деле тщательно спланированному) стечению обстоятельств до сих пор оставалась раем для романтиков первопроходства.
Салунный зал, больше похожий на длинный коридор, был сильно вытянут; соответственно условию, навязанному «рельефом» местности. Но помещение хорошо просматривалось, благодаря демократичному отсутствию перегородок. Какие могут быть кабинки в настоящем первопроходческом салуне! Общий для всех пол, уставленный столами и стульями, – что еще людям надо для коллективных возлияний под одной крышей?.. Салун, конечно, никогда не пустовал. Хотя сейчас он не был битком набит, но быстро заполнялся и вскоре должен был переполниться – ближе к вечеру всегда так, тем более в пятницу! Свободные места за столами и стойкой (само собой, длинной, как спина змеи) еще оставались, но это вредное для бизнеса безобразие долго не продлится. В зале царила, понятное дело, непринужденная атмосфера всеобщего братства, чему активно способствовали алкогольные и наркотические вещества. На эстраде в северном торце зала наяривал оркестрик, единственным достоинством которого были живые музыканты. Они играли как могли, впрочем, уже до середины зала добирались лишь остатки их игры. Может быть, поэтому никто в них не стрелял. Особого внимания на их усилия не обращали даже те посетители салуна, что расположились неподалеку, за пространством крохотного танцпола, свободным от столов и подсвеченным снизу. По периметру танцпола тянулась серебристая полоска – для красоты как бы, но на самом деле это был излучатель, отпугивающий прирученных животных. Кошки, дишты, закреки и прочие неразумные твари, притащенные в салун клиентами, шныряли повсюду, путаясь под ногами, лапами и щупальцами. Они вносили свою лепту во всеобщее оживление; но позволять им шнырять под ногами и лапами танцующих вряд ли имело смысл.
