я приду, если меня самого не атакуют.
Когда Веллингтон и Мюффлинг галопом умчались обратно в Катр-Бра, с вершины холма уже можно было видеть колонну наступающих французских войск. В два часа пополудни кавалерия Пажоля и Эксельманса из корпуса Груши налетела на правый фланг прусской армии, в то же время пехота генералов Вандама и Жерара под прикрытием мощнейшего артиллерийского огня в лоб атаковала центр и левый фланг.
Прусские солдаты, все еще не забывшие годы унизительной оккупации, дрались с мрачным ожесточением. Корпус Жерара ворвался в Линьи, но был выбит оттуда яростной контратакой пруссаков. С третьей попытки Жерару удалось овладеть половиной деревни, в то время, как корпус Вандама сумел захватить селения Сен-Аман и Сен-Аман-ле-Шато, находившиеся на левом фланге.
Десятки тысяч людей сошлись среди домов и садов, в огне и дыму пожаров, под свист ядер и пение пуль. Штык лязгал о штык, звенели сабли, с грохотом канонады сливались крики людей и барабанная дробь. Войцех носился из Бюсси в Линьи и Бра, развозя приказы фельдмаршала, с каждой минутой все более мрачного, но не теряющего надежды на победу. С запада, от Катр-Бра, тоже доносился приглушенный гром пушек — Ней атаковал еще не успевшую сосредоточиться армию Веллингтона, и на помощь англичан рассчитывать не приходилось. Но к Линьи все еще не подошел корпус Бюлова, и Блюхер до последнего надеялся, что старый соратник со свежими силами переломит ход битвы.
К половине шестого вечера Блюхер ввел в бой почти все имевшиеся у него силы, но и Наполеон решил задействовать резерв, бросив в сражение гвардию. Небо затянуло черными облаками, сверкнула молния, и грянул гром, словно сам бог войны решил вмешаться в исход битвы. Под натиском императорской гвардии дрогнул центр, и Блюхер, отчаянно ругаясь, лично повел в контратаку последний резерв — тридцать два эскадрона кавалерии Рёдера бросились на врага, закрывая брешь.
* * *
Войцех, сгорая от нетерпения, выхватил саблю и тронул коленями Йорика. Впереди, со сверкающим клинком в руке, фельдмаршал «Вперед» летел на врага, почти поравнявшись с ним мчался полковник Лютцов, за его спиной гремели боевые гусарские трубы.
— Эскадрон наступает рысью! — голос Дитриха прозвучал совсем близко.
Справа рассыпалась цепь фланкеров, Ганс Эрлих, разрядив карабин, развернул коня, уходя из-под яростного огня французской пехоты. Второго захода стрелков Шемет уже не увидел, Йорик сшибся грудью с кирасирским конем, и сабля встретила французский палаш оглушительно-радостным звоном.
Дождь хлестал, не переставая, на поле боя опустилась ночь, и только блеск молний выхватывал из непроглядной тьмы то взметнувшийся клинок, то полированную сталь кирасы. Под бешеным натиском французов пруссаки отступали, и Войцех, ослепленный пылом битвы, потерял своих, оставшись в ночной темноте посреди поля, усеянного человеческими и конскими телами.
— Кто здесь? — тихий и хриплый голос Ностица прозвучал справа, заставив Войцеха вздрогнуть от неожиданности.
— Лейтенант Шемет, Шестого Уланского полка, особый гусарский эскадрон, — по всей форме ответил Войцех, спешиваясь и подходя к Ностицу, стоящему у все еще дрожащей в агонии лошади с пистолетом в руке.
— Фельдмаршал ранен, — адъютант указал на землю, и только сейчас Войцех разглядел лежащего навзничь Блюхера, придавленного убитым пулей конем.
— Помогите мне вытащить его, лейтенант, — Ностиц опустил пистолет, — одному мне не справиться.
Шемет молча кивнул, и они разом взялись за передние ноги мертвого коня, пытаясь сдвинуть тушу, зажавшую ногу бесчувственного всадника. С третьего рывка труп поддался, и Ностиц бросился к Блюхеру, пытаясь привести его в сознание. Конский топот заставил его резко обернуться, снова выхватив пистолет.
— Кто идет?
— Унтер-офицер Шнайдер, Шестой уланский.
Вслед за Шнайдером подъехали и два взвода улан из кавалерии ландвера, а с ними и майор Буше, сообщивший, что арьергард находится в Сомбрефе, прикрывая отступающую в полном боевом порядке изрядно потрепанную, но не разгромленную армию.
Войцех, с помощью Ностица, взвалил все еще не пришедшего в сознание фельдмаршала на спину Йорика, вручив Шнайдеру поводья. Темнота и дождь надежно скрыли их от глаз французов, уже безраздельно господствовавших на оставленном прусской армией поле боя.
* * *
В небольшой деревеньке, где временно расположился штаб, они, наконец, отыскали врача. Блюхера внесли в деревенский трактир и положили на стол, накрытый походным одеялом. Фельдмаршал получил множество ушибов, придавленная конем нога отекла, на затылке налилась шишка, но переломов не было. Лекарь, осмотрев раненого, вытащил из медицинской сумки бутылку коньяка и принялся растирать ушибы. В разгар процедуры Блюхер открыл глаза и, не сказав не слова, выхватил из руки потрясенного лекаря бутылку, приложившись к горлышку.
В дверях трактира показался генерал Гнейзенау в сопровождении нескольких офицеров штаба.
— Благодарение богу, вы живы, — облегченно вздохнул Гнейзенау, оглядев Блюхера, — принимайте командование, господин фельдмаршал. Мы отступаем.
— Сам вижу, что отступаем, — проворчал Блюхер, — вот только куда?
— Через Намюр к Льежу, куда же еще? — чуть раздраженно ответил Гнейзенау. — К обозам и магазинам. Пусть Веллингтон сам выбирается из ловушки, куда его загнал Бонапарт, а мы дождемся русских и австрийцев, как и предполагалось по первоначальному плану кампании.
— Что? — Блюхер вскочил со стола, бутылка со звоном разбилась, и трактир наполнился густым ароматом коньяка. — Мы потеряли день, но не честь, Гнейзенау. И я, черт бы вас побрал, не намерен с ней расставаться из-за вашей нелюбви к Веллингтону. Мы отходим на Вавр. Немедленно пишите приказ. И принесите мне еще коньяка, он здорово помогает от ушибов.
— Коньяка больше нет, — горестно развел руками лекарь, — только шампанское.
— Тащите шампанское, — великодушно согласился Блюхер.
Вавр
Вчерашняя битва дорого обошлась не только пруссакам. Наполеон встал лагерем у Линьи, и отходящую в боевом порядке армию Блюхера до утра не потревожил никто. В ночи далеко разносились голоса дежурных унтер-офицеров, выкрикивающих номера полков, чтобы отставшие могли найти свои части, тут и там мелькали факелы, показывая направление заблудившимся, дружное чавканье сапог по размокшему тракту и лязг подков позволяли отличить пехоту от кавалерии.
Войцех отыскал эскадрон перед самым рассветом. Фон Таузиг встретил его вымученной улыбкой на потемневшем от усталости лице.
— Жив? Цел? Я уж и не чаял.
— Тяжко пришлось? — спросил Войцех, пристраиваясь к колонне.
— Полковник в плену, — угрюмо ответил Дитрих, — сам видел, как кирасиры его тащили, когда он с коня упал. Цох убит. Ортманну руку ядром оторвало, до лазарета не донесли. Еще десятерых потеряли. Не считая раненых. Фланкерам крепко досталось, кирасиры на них выскочили, пока они перезаряжались, не все сабли вытащить успели.
Он замолчал, собираясь с духом, и мрачное
