меня глаз. — Но я не об этом.
Я сверился с часами, сходя с ума от перспективы опоздать на самолет и разрушить все шансы с моей маленькой вздорной золотоискательницей.
— К чему ты клонишь?
— К тому, что ты можешь поступить еще хуже. — Она не осмелилась посмотреть на меня. — Я думаю, что Эйлин лжет тебе.
— О чем?
— О ее характере, о ее неприятии прикосновений, о кусочках ее истории. Выбирай сам.
Это не стало для меня шоком. В основном потому, что я уже занес ее в список своего дерьма за то, что она отказалась расстаться со мной, хотя у нас никогда не было настоящих отношений.
Любую дополнительную негативную черту можно было рассматривать только как бонус.
— Это ничего не меняет. Помолвка всегда была фикцией. Я не намерен на ней жениться. Лучше спроси, почему ты позволила своему сыну жениться на лгунье?
— Потому что она строит свою жизнь в соответствии с твоей. Она готова обеспечить твою безопасность.
— Мне не нужно быть в безопасности.
Наконец-то я это понял. С каждым прикосновением. С каждым дождем. С каждой ужасной поездкой в этой смертельной ловушке Prius.
Каждый раз, когда я сдерживал себя, я становился меньше как личность. В прыжках было столько же риска, сколько и в том, чтобы не прыгать вообще.
— Так и есть. — Она подалась вперед, не совсем справившись с криком или движением, но я знал, что она сделала бы это, если бы могла. — Ты — единственное, что осталось в моем мире. Я никого не люблю больше, чем тебя. Неужели ты этого не понимаешь?
— Нет, черт возьми, понимаю.
Она даже не сделала мне замечание за мой язык, слишком занятая тем, что вбивала в меня свою мысль.
— Тебе нужно быть в безопасности. Твой отец хотел бы, чтобы ты был жив и счастлив.
— Я буду счастлив. Пока у меня есть Фэрроу. Что касается жизни… — Я сделал паузу, запустив пальцы в волосы. — Я не могу обещать, что буду идеальным в каждый момент, но я точно понял, что жизнь ценна. — И не благодаря так называемому уроку Оливера. — Я не буду рисковать без необходимости. Но не заблуждайся — я не стану трусить в страхе.
Стук каблука о плитку испугал меня. Я и не подозревал, насколько меня расстроила перспектива отрезать маму от дома.
Ведь до аварии нас связывали невероятные узы.
Каждый раз, когда я видел, что мама ведет себя как чужой человек, скрытые детские воспоминания лезли в голову, раскалывая мой гнев. Кино допоздна. Неожиданные свидания с игровыми автоматами. Вечера с пельменями собственного приготовления. Даже Ромео хотел переехать в наш дом.
Правда, у него были другие причины.
Я с затаенным дыханием ждал маминого ответа.
Позволь мне жить так, как я хочу. Порадуйся за меня.
Она опустила подбородок на шею.
— Что нужно сделать, чтобы ты не вычеркнул меня из жизни?
Как по команде, звуковые сигналы монитора сердечного ритма участились, набирая скорость.
Я ответил сразу.
— Согласиться на расторжение помолвки.
— Готово.
— Прими Фэрроу. — На этот раз я взял ее руку в свою, положив ее на ладонь. — И в конце концов, люби ее как собственную дочь. У нее никогда не было семьи, мама. — Я переплел свои пальцы с ее. — Она никогда не держала материнскую руку. Обещаю, когда ты узнаешь ее, по-настоящему узнаешь, ты полюбишь ее так же сильно, как и я.
Свободной рукой мама провела по шву, где соприкасались наши ладони, почти застыв на месте.
— Ты действительно любишь ее?
— Да. — Никаких колебаний. Только чистая правда. — Когда ее нет рядом, я становлюсь совершенно ненормальным.
Через мгновение мама сжала мою руку, подняв глаза к моим.
— Договорились.
— И еще…
Она откинула голову на подушку, губы сложились в стон.
— Это еще не все?
— Последнее. Обещаю. — И то, чему ты, возможно, сопротивляешься больше всего. — Я хочу, чтобы ты обратилась за помощью. По поводу твоей тревожности.
— У меня нет тревожности.
— Есть.
— Я отказываюсь принимать таблетки.
— Есть и другие методы, но если врач рекомендует их, а таблетки — лучший вариант, я должен знать, что ты сделаешь все, чтобы поправиться. По крайней мере, я хочу, чтобы ты поговорила с кем-то, кто сможет тебе помочь.
Монитор загудел.
Она покачала головой.
— Но…
— Мне нужно все или ничего, мама.
— Хорошо. — Она выдохнула и на мгновение уставилась в сторону. Наконец она вернула взгляд ко мне. — Я вижу, что ты смотришь на часы каждые десять секунд. Возьми самолет. Забери свою жену, Закари.
90
ФЭРРОУ
ОСТАЛСЯ 1 ДЕНЬ
Здесь я умру.
В священной, никогда не виденной картинной галерее, куда никому не разрешалось входить. Распластанная по безжизненному эпоксидному полу. В окружении бесценных произведений искусства. Брызги крови, замаскированные жутким черно-красным Джексоном Поллоком.
По крайней мере, я не могла найти ни одного альтернативного объяснения тому, почему Закари Сан отправил меня в свой жуткий подземный гараж.
В течение нескольких недель я каталогизировала каждую вещь, которую Ромео и Оливер приносили в мою студию.
Не может быть, чтобы он просто хотел, чтобы я показала все вещи, которые мне никогда не принадлежат.
Я выскользнула из лифта, наполовину ожидая, что что-то бросится мне в глаза. Электронный ключ выскочил из прорези на другой стороне, вызвав у меня испуганный возглас.
— Добро пожаловать, мисс Баллантайн.
И еще один вопль — от голоса роботизированного искусственного интеллекта на входе.
Две стеклянные двойные двери раздвинулись, приглашая меня в основное помещение. Если бы это была ночь охоты за невестой, я ни за что не смогла бы проникнуть в эту крепость.
Проекторы высветили на полу белые стрелки. Они вели в самый дальний конец галереи. Так глубоко, что я даже не могла разобрать ничего, кроме размытого пятна.
— Пожалуйста, следуйте по указанному пути.
Я наступила на стрелку, держа ноги прямо на колонне, как будто это был деревянный настил на веревочном мосту. Один неверный шаг — и все.
Мысль о том, что я могу отклониться от линии и сломать шедевр стоимостью пять миллионов долларов, не давала мне покоя, пока я прогуливалась мимо статуй, картин, разводов и коридоров, слишком сосредоточившись на своих шагах, чтобы впитать все это.
Дойдя до последней стрелки, я осмелилась взглянуть вверх. Десятки коробок, тубусов и стеллажей были разбросаны по пустой части галереи.
— Пожалуйста, соберите свои вещи, мисс Баллантайн.
Я указала на себя, чувствуя себя на пятьдесят оттенков нелепее.
— Я?
— Да.
— О.
Я не ожидала ответа. Да и не
