захотели. Я уже тогда была страшненькая и языкастая. Кто такую замуж возьмет? Да и в хозяйстве от меня проку было мало. Смысл лишний рот держать? Мне было пять лет. И папа забрал меня с собой, сюда. Сказал, что мы будем друг у друга… Он все для меня сделал. Мы с ним вечно по городам мотались и деревням каким-то, он искал артефакты, обезвреживал их. А в перерывах со мной занимался. Я на домашнем обучении была. Когда мне семнадцать исполнилось, выбил разрешение осесть, чтобы не надо было разлучаться, пока я вуз заканчиваю. Нам повезло, его приписали к Питерскому отделению. А если он?..
И она снова заплакала.
— Ничего, ничего, — вздохнул Клим. — Выкарабкается. Он у тебя живучий.
— Да…
— Жень, а можно я закурю?
Она всхлипнула и кивнула.
— Кури. Папа раньше тоже курил. Это он потом, из-за сердца перестал. Врачи сказали, надо прекращать…
От Жени Клим той ночью так и не ушел. Прикорнул, сидя рядом с кроватью и держа ее за руку. А полседьмого проснулся по привычке, вышел из комнаты, прошел в дальний конец коридора и сам позвонил по номеру, неровно записанному на белом бумажном квадратике. Выслушал ответ медсестры. Вернулся в комнату и долго неотрывно глядел на спящую девушку. Во сне она совсем перестала напоминать ежа, и это было необычно.
А затем Женя проснулась. Открыла глаза, смотрела на него секунд тридцать бездумно, а потом вспомнила, подлетела на кровати и заозиралась.
— Я проспала, да? Надо позвонить! Где мой сотовый? Ты не видел?..
— Я уже позвонил, — ответил Клим. Женя взглянула на него так, будто в его власти было казнить или миловать. — Все хорошо, Жень, — поспешил заверить он. — Он жив и стабилен, пока в реанимации, но…
И она снова разрыдалась.
Весь следующий месяц Женя едва ли не жила в больнице. И, разумеется, им было не до развода.
Глава 24
Вопреки обыкновению в кабинете отца в замке в Нави в этот раз было темно, сыро и холодно. И когда Злата выдохнула, изо рта вырвалось облачко пара. Повисело в воздухе, дрогнуло и растаяло. Она повернулась к камину, но топка, обычно озаренная жарким пламенем, сейчас чернела остывшим нутром.
Подняла взгляд выше.
Там, где, сколько она себя помнила, висел портрет ее матери, нынче зиял провал, очерченный прямоугольником рамы.
Злата сделала шаг назад, заозиралась и увидела то, чего почему-то не заметила с самого начала: толстый слой пыли на всем, что было в кабинете. Она сглотнула и отступила к двери. Еще раз огляделась: вдруг показалось?.. А потом, подстегнутая непонятно откуда взявшимся страхом, едва ли не выбежала из кабинета, плотно закрыв дверь за собой. Сбежала вниз по винтовой лестнице, нажала на выступ в стене, открывая потайной ход в тронный зал, и выскочила наружу.
Звук ее шагов разнесся по зале и эхом отразился от стен и высокого потолка. А здесь вроде бы ничего не изменилось. Разве что сумрачнее, чем обычно. И слишком тихо. Сегодня ее мир не спешил спеть ей свою колыбельную. Почему?
Собственное дыхание оглушало. Злата снова обвела взглядом залу и только теперь заметила, что трон не пустует. За высокой спинкой не было видно, кто именно на нём сидит, но ведь варианта было всего два.
— Папа, — почти беззвучно позвала Злата.
Человек на троне не шевельнулся.
— Дем? — одними губами произнесла она.
Но в этот раз сидевший ее услышал. Встал. Повернулся. Это были не папа и не Демьян. Незнакомый мужчина улыбнулся безумно и протянул к ней руки.
Злата не удержалась и вскрикнула. И в этот миг мир за пределами замка тоже наконец нарушил свое молчание и, вторя ей, издал отчаянный пронзительный вопль. Он ударил по ушам, сбил с ног, отозвался в каждой клетке тела, и Злата упала на колени и сжала голову руками, закрывая уши, но это не помогло, словно этот рев рождался не только за стенами замка, но и в ней самой. А в это время тот, кто встал с трона, сделал к ней шаг. Злата воззвала к силам, чтобы ударить. Они не откликнулись. Ор вокруг нарастал. Мужчина был уже совсем близко. Она попробовала ещё раз, и снова — ничего. Чувствуя, как подступает паника, собралась в последний раз, рванулась и…
…проснулась.
Подскочила, судорожно огляделась, ощупала то, что было под ней.
Выдохнула.
Она была в своей постели, у себя в комнате, дома. Одна и в безопасности. За окном чернела ночь, и ничто не нарушало ее тишины.
Злата упала обратно на постель. Какое-то время просто лежала, таращась в темноту и хватая ртом воздух, потом вытерла ладонью лицо — оно было в слезах, — снова села. И помедлила мгновение, прежде чем махнуть рукой и зажечь свечи на тумбочке у кровати. Показалось, что может не получиться. Но огоньки послушно заалели на кончиках фитилей, осветив пространство вокруг.
Сон. Просто сон.
Но слишком реальный, он все еще стоял перед глазами, и она до сих пор слышала страшный крик, собравший в себя сотни голосов. Сердце колотилось о ребра, не желая успокаиваться. Злата старалась дышать ровнее, но выходило плохо. Тогда она встала и заходила по комнате.
Она была ведьмой. А ведьмам порой снятся вещие сны. Навь хотела ей о чем-то сказать? Злата предпочла бы сделать вид, что ничего не поняла, но, кажется, все было сказано более чем прямо. Бежать к папе прямо сейчас? Разбудить его посреди ночи и заявить, что на их трон кто-то покушается?
Нет. Глупость. Да и потом, даже если сон вещий, то у них есть время.
А с другой стороны, что она так переполошилась? Да, ведьмам снятся вещие сны, но и просто кошмары тоже порой снятся, а она переволновалась из-за зачетной недели, которую как раз вчера закрыла, попыталась расслабиться — вот и получила ответ.
Да, так все и есть.
И папе она обо всём обязательно расскажет, но с утра. Вот и все.
Злата нашла сотовый и оживила дисплей. Два часа ночи. Надо было попробовать снова уснуть. Вернулась в постель. Подушка оказалась мокрой, она перевернула ее и наконец улеглась, но смелости закрыть глаза не хватило. А если она сейчас уснет, а оно снова…
Вновь села. Огоньки свечей то мелко подрагивали, то принимались тянуться вверх. Больше всего хотелось и правда пойти к родителям, забраться между ними и пролежать так
