ушли, оставив дочь одну. Через четыре года она не выдержала и убежала из дома, где ее превратили в рабыню.
Однако своей историей я пока не готова была делиться. Даже за стенами приюта, в комнатах, устланных мягкими афганскими коврами, где витал легкий запах тмина, меня не покидал страх, что рука Абдула Халика дотянется и сюда. Не сомневаюсь, узнай он, где я скрываюсь, в тот же день стоял бы у дверей приюта вместе со своими головорезами. Эта мысль вселяла в меня такой ужас, что я почти не могла спать по ночам.
Хамида и Суфия навестили меня всего один раз. И хотя я скучала по ним, но не рассчитывала, что они станут приходить чаще. Я понимала: путь до приюта не близкий, да к тому же у них есть собственные заботы, семьи и дети. А главное, визиты сюда могли бы вызвать ненужные вопросы и навлечь неприятности на всех участников этой истории. Однако я всегда буду с теплотой и благодарностью вспоминать моих старших подруг и миссис Франклин, которые разработали хитроумный план спасения и помогли изменить мой насиб, который ожидал бы меня, вернись я домой к мужу. Правда, обдумывая наши планы, мы забыли, что мой побег может обернуться бедой для Бадрии. Хамида и Суфия видели ее на следующий день в парламенте. Старшая жена Абдула Халика была в бешенстве и поначалу с подозрением отнеслась к заверениям обеих женщин, что они понятия не имеют, куда я подевалась. Но затем искренность их возгласов и потрясенные лица убедили Бадрию, что заговорщицы говорят правду.
Я была уверена, что Абдул Халик больше никогда не позволит Бадрие вернуться в Кабул, и с отвращением думала о том, что он сделает с ней. Пускай Бадрия не была добра ко мне, но никому на свете я не пожелала бы испытать на себе ярость этого человека, своего бывшего мужа.
В приюте у меня появилось время осмыслить все, что произошло со мной за последние три года. С горечью и стыдом вспоминала я наш прощальный разговор с тетей Шаимой. «Что хорошего принесли мне несколько лет учебы в школе?» — сказала я тогда, словно обвиняя тетю, которая вечно твердила нам, как важно получить образование.
И тетя Шаима мне ответила: «Не торопись, позже ты поймешь».
Это правда. Только потому, что я умела читать и писать, Бадрия взяла меня в Кабул в качестве своей помощницы. Только потому, что мне интересно было получать новые знания, я начала ходить вместе с Хамидой и Суфией в Учебный центр. И только благодаря нескольким годам, проведенным за школьной партой, я сумела прочесть рекламный листок на стене дома и отыскать нужную улицу, где миссис Франклин дожидалась меня в чайной, сидя как на иголках и не сводя глаз с входной двери. Только так я смогла открыть дверь и найти свой выход.
«Прости меня, тетя-джан! Я так и не поблагодарила тебя за все, чему ты научила меня, и за то, как ты самоотверженно сражалась за меня, и за все истории, которые ты рассказала мне, и за выход, который ты мне показала».
Я сожалела, что не могу послать весточку тете Шаиме. Оставалось надеяться, что тетя не подумает, будто Абдул Халик убил меня. А еще больше я надеялась, что она вообще не пойдет туда, потому что там ее встретит мой разгневанный муж. В конце концов я уговорила миссис Франклин отправить тете Шаиме письмо.
В письме, адресованном тете Шаиме и якобы написанном ее троюродной сестрой, не говорилось ни о чем особенном. Всего лишь о том, как ярко светит солнце и как приятно ощущать дыхание свежего ветра на лице и слушать веселые голоса птиц. Там выражалась надежда, что в один прекрасный день тетя сможет навестить свою родственницу.
Я не знаю, успела ли тетя Шаима прочесть мое письмо.
И не узнаю никогда.
Но, так или иначе, спустя два дня после отправки его найдут зажатым у нее в руке, когда тетя Зеба, младшая сестра Шаимы, зайдет проведать ее.
Тете Зебе не до письма: она слишком расстроена, обнаружив бездыханное тело своей горбатой сестры на полу посреди комнаты, — да к тому же ей все равно не разобрать ни слова — тетя Зеба не умеет читать, она никогда не ходила в школу.
Но недели через три, когда жизнь вернется в привычное русло, а птички прочирикают свои песни-молитвы на могиле тете Шаимы, она попросит мужа взглянуть на письмо и будет озадачена: кто эта кузина, написавшая Шаиме о таких обыденных вещах, как ветер и солнце?
В конце письма стоит подпись: «Шекиба».
КОНЕЦ
Примечания
1
Госпожа. Вежливое обращение к женщине. Здесь и далее — примеч. пер.
2
Лакомство, популярное в Западной и Средней Азии, получаемое из нута (турецкого гороха), который сначала высушивают, а затем обжаривают без жира.
3
Популярное афганское блюдо из риса, напоминает пудинг.
4
Девятый месяц персидского солнечного календаря, которым пользуются в Афганистане, в григорианском календаре соответствует периоду с 22 ноября по 21 декабря.
5
Традиционный афганский головной убор, его носят пуштуны, нуристанцы и таджики Северного, Северо-Восточного Афганистана. Изготавливается из тонкой шерсти, окрашенной в черный, коричневый или бежевый цвет, представляет собой шерстяной берет с краями, закатанными в обруч.
6
«Ас-саламу ‘алейкум» (араб. «Мир вам») — арабское приветствие, укоренившееся в исламе и используемое мусульманами разных национальностей, его также используют арабы-христиане и арабские евреи. Эквивалент слова «здравствуйте». В ответ на это приветствие традиционно отвечают «Уа-алейкум ас-салам» (араб. «И вам мир»). Понятие «салам», однокоренное слову «ислам», первоначально имело чисто религиозное значение и использовалось в смысле «мир с Богом».
7
Бача-пош (одетая как мальчик) — культурная практика, распространенная в Афганистане и Пакистане: в семьях, в которых нет сыновей, одну из дочерей временно одевают мальчиком и считают таковым. Это позволяет бача-пош некоторое время иметь больше свободы, получать доступ к образованию, заниматься спортом, работать и свободно передвигаться на публике; она может сопровождать сестер на улице вместо мужчины, семья же избегает социальной стигмы, связанной с отсутствием сыновей. Ввести окружающих в заблуждение не предполагается, так как многие, включая учителей, знают, что ребенок на самом деле женского пола. В своем доме бача-пош занимает промежуточное положение между дочерью и сыном, к примеру,
