— Смит говорит, что отрывки, отмеченные в некоторых книгах лейтенанта, весьма красноречивы с правовой точки зрения.
— Ну еще бы!.. В «Основах судебной медицины» и «Медицинской юриспруденции» старательно подчеркнуто все, что касается хронического отравления мышьяком и действия гельсемина, не говоря уж о выписках, относящихся к симптомам инсульта и их искусственной стимуляции. Недурно, правда?.. Уверяю вас, суд примет это во внимание, особенно после эксгумации Фулхэма. Кстати, как продвигается работа майора О’Мира?
— Тело Эдварда Фулхэма опознано, и произведено вскрытие. Внутренние органы, особенно кишечник и сердце, на удивление хорошо сохранились, что, видимо, говорит в пользу мышьяка. Симптомы, от которых страдал Фулхэм в последние месяцы жизни, полностью совпадают с симптомами интоксикации, учитывая, что мышьяк давали маленькими дозами и в течение длительного времени. Но следует дождаться результатов химического анализа, поскольку эти симптомы могут быть также вызваны алкалоидами Belladonna, stramonium, hyoscyamus - словом, каким-нибудь растением рода дурман, если вы понимаете, о чем я...[247]
— А как же цикута? Неужели она уже вышла из моды?.. Давненько о ней не слыхать.
— Не волнуйтесь... В каких-нибудь отдаленных деревнях...
Бьюкенен негромко гоготнул и отпил виски.
— Но она ведь тоже изрядная дура, верно?.. Только вообразите: хранить у себя дома уличающие письма и даже не уничтожить их!.. Но при этом непрестанно просить любовника их сжечь!
— Да, но ключ-то от сундучка был у него.
— Она прекрасно знала, что внутри.
— Несомненно.
— Так в чем же дело?.. Невероятно...
— Но, не дай он ей ключа...
— В любом случае, теперь, когда арестованы все соучастники убийства миссис Кларк, в воздухе запахло виселицей. Особенно после обнаружения у лейтенанта Кларка жидкостей и порошков... Ах, да... Кой-хай!.[248]Неси уж всю бутылку.
В тот вечер суперинтендант полиции Уильямсон вернулся домой поздно. Целый день он разбирал письма из металлического сундучка, и у него разболелись глаза. Но еще сильнее ныли душа и сердце. С ужасом и одновременно с завистью заглянул он в те бездны, куда сам не бросился бы ни за что. Он спрашивал себя, не загубил ли собственную жизнь - не ту, обыденную, связанную с карьерой и семьей, а другую - настоящую, животную и даже растительную, жизнь клеточек и соков, струящихся внутри нас темными реками? Не принес ли он ее в жертву Короне, некогда внушенному идеалу и Дженнифер, беспрестанно твердившей о школе, детях, бережливости? Если ничем не рисковать, то никогда не познаешь и величественного падения в преисподнюю. Уильямсон формулировал эту мысль несколько иначе, сам до конца не осознавая, но, тем не менее, ощущая ее - уставшими глазами и надломленной душой.
— Какая гадость, Смит, какая гадость, - только и сказал он инспектору, когда тот повесил новый замок на сундучок. Но, вернувшись домой, Уильямсон почему-то грубо оттолкнул от себя детей, накричал на жену. Терзаемый образом Августы Фулхэм, он не смыкал глаз всю ночь и без конца ворочался с боку на бок.
— Поместите ее не в самое гадкое место, сержант... Не самое гадкое, но надежно охраняемое, ясно? - приказал инспектор Смит.
— Да, сэр, но для мемсахиб ничего не предусмотрено...
Этот случай всех застал врасплох, хотя в старой красной крепости с разукрашенными дверьми было полно тюремных камер. Та, в которую привели Августу, была ледяной: высокое и узкое, словно бойница, окно без ставен, куда не могла пролезть даже кошка, впускало зимний холод. Совершенно пустая комната. В отвращении от сального пола, Августа сначала решила все время оставаться на ногах. За ней ведь обязательно придут и переведут в не столь отталкивающее место... После того как она простояла два часа, ноги распухли, бедра заныли, а в поясницу словно вогнали железный лом - наконец Августа сползла на пол и прислонилась спиной к стене. Вдруг захотелось помочиться, и, когда не нашлось никакой посудины, ее охватила паника. Августа принялась стучать в дверь, молотила кулаком по огромной обитой гвоздями створке, плакала и звала, а затем смиренно присела на корточки в самом темном углу, еще не зная, что по наклонному полу вся моча стекает в огромную лужу посредине. Августа вспыхнула от стыда, но едва камера погрузилась во тьму, отчаяние сменилось страхом. Захотелось сдохнуть, и чтобы одновременно сдох ребенок Генри. Она со всей силы била себя в живот, пока, наконец, не уснула - продрогшая и сломленная.
Утром охранник впустил туземку, которая принесла кувшин воды и солдатский котелок риса, залитого красным и липким, словно кровь, соусом. Августа выпила почти всю воду (от этого еще больше захотелось мочиться), но побрезговала рисом, тем более что она не умела есть по-индийски - пальцами. Часы Августа оставила дома и теперь тщетно пыталась определить время. Ориентироваться помогал свет, но дневные и ночные охранники вышагивали по дозорным путям совершенно одинаково и так же одинаково откашливались перед харканьем.
Прокурор Элстон и товарищ прокурора Ормрод ожидали Августу Фулхэм в кабинете со спертым воздухом и рядами папок вдоль стен. Ее ввели два жандарма - уже грязную, осунувшуюся, неузнаваемую. Она сразу попросила принести чемодан с бельем, одеждой, туалетными принадлежностями, и они смущенно удовлетворили просьбу. Затем Августа сама, не дожидаясь вопросов, начала давать показания:
— Я познакомилась с мистером Кларком четыре года назад в Мируте, где он часто приходил к нам в бунгало на Уорвик-Роу, 33. Он влюбился в меня и отвлек на себя внимание, которое я должна была оказывать мужу. По-моему, мистер Кларк обладает гипнотическими способностями, так как вскоре я стала игрушкой в его руках. Мистер Кларк ненавидел моего мужа за то, что он отказался принять его сыновей на службу в воинскую бухгалтерию, а в прошлом году предложил довести его до болезни - лишь бы вынудить уехать из страны и оставить меня в покое. Думаю, таково и было подлинное намерение этого человека... Я знаю только то, что писала в письмах, и убеждена, что действовала под гипнозом, поскольку у меня не было никаких причин вредить мужу... К тому же он сам попросил Кларка отвезти его в Агру - это была прихоть мужа...
Товарищ прокурора слушал, попутно читая про себя фразы, исключавшие любую возможность гипноза:
«Я твердо решила подлить жидкость в маллигатони - чтобы перебить вкус - за ужином 27 числа. Ведь вторник - наилучший день для завершения этой страшной затеи. Пришли жидкость, а в остальном положись на меня...»
