что там Гена строит?
– Только в проекте.
– Значит нет.
– Общее впечатление составить можно.
– Общее впечатление ничего не даёт, особенно составленное на основе бумажного проекта, надо кирпичи, надо цемент понюхать, пощупать да по грязи пройтись, чтобы понять, как всё происходит, из каких простых вещей складывается и что потом выйдет.
– Времени не было, да и что я увижу? Вы, как бывший строитель, гораздо больше понимаете.
– Бывших строителей, как и бывших сотрудников органов, не бывает, отпечаток на личности остаётся на всю жизнь. И как тебе его «проект»?
– На мой вкус не очень, холодно, отстранённо, неуютно. Папа явно имел в виду продуманную схему своего идеального дома, мы пытались её реализовать, но она как была схемой, так ею и осталась. Хотя он доволен, по крайней мере, делает вид, а о вкусах, как известно, не спорят.
– Да, за них устраивают мордобой.
– Совершенно излишнее замечание.
– Согласен, но что поделаешь, сегодня в моде культ силы, приходится соответствовать. Я тебя уверяю, у меня получится то же самое, что у Геннадия и у любого другого нам подобного. В кругу моих ровесников в голове каждого засела, как ты удачно выразился, одна и та же схема с небольшими вариациями.
– Почему?
– А потому что версалей мы в молодости не видели, по монмартрам не гуляли, в греках не выпивали, выросли в советских квартирах, а кому особенно не повезло, в хрущёвках или вовсе в деревнях, отсюда и представления, как должен выглядеть собственный дом. Почему ты так недоверчиво смотришь? Думаешь, что твоё непосредственное окружение на тебя не повлияло? Ого-го как повлияло. Я вот сейчас на тебя гляжу, а вижу твою мать – интеллигентку восьмидесятых, безработную, но с претензиями. Не внешние черты, ты на неё мало похож, узнаю манеру поведения, повадки, тот же самый взгляд. Ты не так свободен от своего прошлого, как тебе думается.
– Я этого и не говорил.
– Но постоянно подразумеваешь.
– Каждое последующее поколение вполне естественно связано родственными узами с предыдущим.
– Совершенно верно. И надо сказать, вашему с нами исключительно не повезло.
– Могло быть и хуже. Вашему, например, повезло ещё меньше.
– Хм. Вот уж нет, в этом смысле наше поколение гораздо счастливей. За редким исключением, мы – выродки застоя, не способные ни созидать, ни нести ответственности, ни быть искренними, поскольку не привыкли прилагать усилия для того, чтобы что-то получать, мы можем лишь отнимать, присваивать, делить, подставлять и трусить при принятии каждого серьёзного решения. Я не удивлюсь, если потомки намеренно уничтожат все следы нашего поколения и постараются о нас забыть.
– Какого застоя? Вы родились в шестидесятых.
– Технически, да, но людьми мы становились в семидесятых. Мы выросли в гниющем теле Союза, а потом сами, как трупные черви, разорвали его изнутри. Потомки холопов, сельских недоумков, возомнившие себя господами. У прежних хозяев имелось понятие чести, достоинства, справедливости, а у нас его нет, некому было научить. Мы и Россию разорвём, вот увидишь.
– Это началось гораздо раньше, только вашей вины не достаточно, – сказал Аркадий тем тоном, которым лишь делают вид, что не соглашаются, всячески подчёркивая солидарность с говорящим.
Роман Эдуардович посмотрел на него грустно исподлобья снизу вверх.
– Себя выгораживаешь? Пустая трата сил и времени, слова никогда ничего не решали, решают только дела.
– Мне это ни к чему.
– То-то и оно. Я никогда не считал себя выдающимся человеком и всегда понимал, что добился успеха, оказавшись в нужном месте в нужное время среди нужных людей. Однако со временем даже со своим образованием начал кое-как разбираться в жизни. Заметил, например, что с возрастом люди сильно меняются и что, если чего-то не замечать, в конце концов оно тебя нагонит и больно шибанёт по затылку.
– И как сие понимать?
– Как хочешь. Просто будь готов в будущем встретиться лицом к лицу с тем, от чего сейчас так легкомысленно отворачиваешься.
– Ни от чего я не отворачиваюсь.
– Дело хозяйское. Ладно, пойдём смотреть проект.
Но этого не потребовалось, в комнату зашёл запыхавшийся Олег и, приняв жест Романа Эдуардовича, встававшего с дивана, за намерение уйти, стал сожалеть и извиняться.
– Прекратите, я вовсе не уходил. Мы с Аркадием содержательно побеседовали об архитектурных особенностях моего будущего дома, и я захотел взглянуть на проект.
– Вот и прекрасно, я вам сейчас всё покажу.
Аркадий остался в комнате один. Ему вдруг захотелось непременно улизнуть с работы, покататься, увидеться с Женей или побыть в одиночестве в своей в квартире, всё равно, лишь бы сменить обстановку. Он мог позволить себе отгул, но не стал, пренебрежение режимом работы казалось ему неприличным, неудобно перед Олегом, просто сбегать из офиса, как это частенько делали некоторые из коллег.
Недопрозревания
Сумбур слов Романа Эдуардовича не шёл у него из головы, но к определённому, вербальному выводу молодой человек прийти не смог, и не только из-за возраста, который, между прочим, уже предрасполагал к самостоятельному мышлению. Чего-то явно не хватало. К тому же его натура, которую манили столь многие и сложные вещи, никак не могла кристаллизоваться вокруг одной идеи. После работы Аркадий, повинуясь бессознательному желанию, стремлению вырваться неизвестно откуда и неизвестно куда, вновь выехал по шоссе на кольцевую и описал большую дугу лишь затем, чтобы вернуться в сердце мегаполиса и продолжить обыденную жизнь.
И ранее в голове молодого человека роились сомнения, что что-то не складывается в его судьбе. Ждал ли он внезапного прозрения, прорыва или просто нащупывал свой путь, парень и сам бы не смог ответить, но поскольку его повседневность не забивали проблемы, которые ежедневно вынуждены решать те, кому не так повезло в жизни, постольку желание завершить робкие поиски причин несоответствия идеального и реального в собственной судьбе приобрело характер насущной, непосредственной необходимости и главного препятствия для обретения счастья. Неразложимый остаток, на который Аркадий постоянно наталкивался то тут, то там, оказался вездесущ и принципиален, и даже слова Романа Эдуардовича, подталкивавшие молодого человека в совершенно определённом направлении, произвели не такой эффект, на какой рассчитывал последний, но более глобальный, более открытый, они явились лишь частью хаотичной мозаики, сложить которую, надо полагать, невозможно. Безроднов-младший был тоньше натурой, чем тот многоопытный делец, чьи выводы являлись результатом непосредственной и специфичной жизни, он не попал в цель, он угодил лишь в маленький её кусочек. Это занятное выражение – «что-то не так» – объясняет всё, не раскрывая ровным счётом ничего, ставит перед проблемой, не давая инструкции для её решения, услышав его, приходится тыкать пальцем в небо пока не зазвенит та единственная (или не единственная)
