И тогда, слыша мерные удары трости по плитам часовни, он стоял перед каменным изваянием Хозяйки, безумной пряхи, которую он отказывался почитать своею госпожой, лживой богини, не снизошедшей до того, чтобы открыть лицо верящим в неё. И сказал, глядя в пустоту под капюшоном:
— Всё, что мне нужно, я возьму сам.
Этого не было в трактатах. И в гримуарах, посвящённых запретному искусству. В незавершённых исследованиях полубезумных энтузиастов и в разрозненных наметках. И в свитках, где наука уступала место фантазиям. Сказкам. Что ж. Если этого не существует, Демиан создаст его сам.
У него не осталось ничего. Только сила.
Исполнение замысла забрало его без остатка, его разум, волю, покой. Демиан отдал Пределу все свои долги. Зато Предел изрядно ему задолжал.
Если длительное отсутствие Магистра никто не смел обсуждать, то Трей не стеснялся пользоваться привилегиями друга, когда уединение Демиана, по его мнению, тревожно затягивалось.
— Дем?.. — потребовал он в одно из своих визитов-вторжений.
Демиан небрежно одёрнул рукав. Дар затягивал раны, едва нанесённые. Шрамы на внутренней стороне запястья превратились в тонкие белые линии. Золотая вязь исчезла: Анолис милосердно избавил его от обета. Вырвав сердце, ему предоставили право любить вновь.
— Твоё беспокойство лестно, однако совершенно излишне. Если бы я имел желание со всем покончить, мне было бы достаточно единственной попытки.
— Тогда что это? Попытки почувствовать себя живым?
"Отчасти".
— Научный эксперимент. Или нечто вроде. Не могу судить, насколько научный применимо.
— Эксперимент — с запретной магией? С магией крови? — Трей обвинительным жестом обвёл экспозицию.
Ему не нравилось это увлечение Демиана, совершенно не нравилось. Но Трей предсказуемо отступил, смирившись с, как он видел это, меньшим злом. Предоставил Демиану играть в опасные игры, если это его занимает. Он никогда не уделял должного внимания теории магии, его брат.
***
Трей не мог ответить внятно, что его тревожит. Царапает острым уголком на границе осознания, близко, близко да не ухватишь. Вообще всё, происходящее с Демом, было неправильно. Всё, что происходило последние месяцы... годы. Но эта его одержимость наукой... То, что Трей поначалу счёл за благо. Его собственная, Трея, невысказанная вина... да, косвенная, но вина в том, что случилось с Дианой, собственное его чувство потери — это не позволяло Трею держаться с другом, как прежде, удерживало, как и всех, на расстоянии. Он видел самого себя слишком ярким напоминанием, достаточным напоминанием, чтобы почесть за лучшее не показываться на глаза без сугубой надобности. Совесть награждала чувствительными укусами, но заботы отвлекали, да и рана ещё свежа... Если Дема отвлекают от горя эти головоломные изыскания — что ж, это не худший способ забыться. Вот только уразуметь бы причину зудящего беспокойства...
На сей раз без участия Магистра было не обойтись. Трей шёл пустынной галереей, мысленно складывая слова в предложения, подбирая достаточно убедительные аргументы, дабы вызвать Магистра из мира формул в мир явный. Миновал запертые двери в покои герцогини. Служанки здесь не появлялись: в первый дни Магистр запретил входить, а после не отменил приказа. Пыль уже покрывала всё лёгким пеплом забвения.
Трей толкал одну дверь за другой, находя за ними очередное безлюдное помещение, носящее следы запустения. Он хотел просто продолжить поиски, на задержался у стола, плотно, как скатерть, покрытого бумагами.
Бесконечные рассчёты, векторы, константы и переменные... Единственный взгляд сулил мигрень. Не зная, что ищет, и ищет ли что-либо вообще, Трей принялся перебирать записи, первое время стараясь не нарушать порядок, а после, приходя во всё большее возбуждение, просто выхватывал один лист за другим, не заботясь уже о поддержании схемы. Строчки прыгали перед глазами; твёрдый, Бездна его забери, такой уверенный почерк Магистра двоился и искажался. Сердце колотилось в глотке, и оттого, наверное, нечем стало дышать.
Выпущенные листы опускались неторопливо, словно неся свою безупречность. Гениальные выкладки, координаты маршрута, что приведёт Предел в Бездну.
Всё уже было приведено в действие — установлены опорные точки, напитаны линии силы — сложнейшее построение, которое большинству магов за жизнь не постичь, не то что создать. Уникальный каркас, требующий колоссальных затрат... И лишь сила Магистра, эта чудовищная, ввергающая даже своих в суеверный трепет мощь, — только она могла совладать...
Конечно, он мог защититься. Потеря концентрации — и погасшие линии силы; каркас рушится, как карточный домик... Уже не повторить — переменные не те. Да и не позволят повторить, он, Трей, первый не позволит...
Демиан не стал уходить от удара. И тот встроился — недостающим вектором. Нет, ключом, замкнувшим цепь.
Трея оглушил хруст костей.
Осознание происходящего существовало отдельно, разум закрылся. Сопротивление, что отдалось в словно бы чужой руке, сопротивление рёбер...
Трей в немом вопле открыл рот.
Горячее, медное, потекло по скользкому эфесу, по пальцам, пропитывая рукав, выплеснулось на пол... подымаясь, свиваясь в рудые нити, вплетаясь в потоки силы...
"— Что это?"
"— Научный эксперимент".
Демиан улыбнулся окровавленными губами.
— Прости, брат. Ты опоздал.
И тогда мир Трея перестал существовать.
...и перваяИ тогда мир Демиана опрокинулся в себя самое.
Это лишь отдалённо напоминало портал, испытанное многие сотни раз падение в неизвестность. То были прогулки по саду в сравнении с путешествием к краю земли... за край. Демиан сделал возможными и почти обыденными перемещения в пространстве.
Никто и никогда не делал того же со временем.
Безумием было полагать, что подобное предприятие увенчается успехом... Что ж, он и впрямь безумен. Лишь взойдя к высшей степени отчаяния, — лишь так преступают предел возможного... Но он ошибся, ошибся — и единственный шанс всё исправить развеялся в его руках... Он вновь лишился её — окончательно...
Демиан рухнул в подмёрзшую грязь, выплёвывая кровь. В пробитой груди булькало, каждый вдох топил мир в расплавленном огне. Глиняное небо над кракелюром ветвей заволакивало мутнеющим багрянцем.
Дару плевать на желания своего обладателя. Дар не позволит ему подохнуть в грязи. Спаяет рассечённые сосуды, заживит пробитое лёгкое. И зарастит сломанные рёбра, напоследок, как представляющее наименьшую опасность... но больно, Грань и Бездна, как же больно!
Какое-то время Демиан лежал безразлично ко всему, и к крикам, что раздавались поблизости... всюду одно и то же. Отчаянье, боль, страх... Надоело, Светлая Высь, как же ему всё надоело...
