– Женя, ты вот что. Не кипятись. – Скудинулыбнулся и медленно убрал руку с плеча Гринберга. – С Хомяковым этим нетак всё просто…
Женя взирал на него в немом изумлении. По его нерушимомумнению (которое, как ему было отлично известно, командир до сего времениразделял), подлецам время от времени следовало бить морду. И здесь был именнотот случай. Аптечный. Клинический. Так неужели командир пошёл на попятный?..Депутатской ксивы испугался?.. Испугался?!! Не может быть!
– Не всё мы ещё понимаем, – правильно поняв егомолчание, тихо пояснил Кудеяр. – Хомяков твой в такой цепи звеном можетоказаться… Где и «Гипертех» наш… и вообще всё. Ты, если очень хочется, можешь…шутку какую-нибудь над ним учинить. Но самого пальцем не трогай. Договорились?
На самом деле это был приказ. Обсуждению и превратномуистолкованию не подлежащий.
– Только ради тебя, командир, только ради тебя… –сипло проворчал Гринберг. Крутанулся и ушагал по короткому коридорчику вспортзал – физическим движением разряжать внутренний стресс. А заоднообдумывать ту самую шутку. Милую, остроумную и, конечно, абсолютно безобидную.Вроде дырявого старенького «Запорожца», купленного якобы на запчасти, а потомнабитого взрывчаткой и припаркованного между двумя шестисотыми «мерседесами»…
«Эх ты, сикарий[181]…» – глянув ему вслед,Скудин покачал головой и наконец-то заперся в просмотровой.
Это была небольшая комната, оборудованная по последнемуслову техники. Здесь стояла самая современная аппаратура для считывания ирегистрации информации с видеокамер внешнего и внутреннего периметров. С еёпомощью можно было привести в читабельный вид даже самую разнесчастную,наполовину выкрошившуюся видеоленту, но сегодня замечательные технические возможностине понадобились. Принесённая Иваном плёнка сохранилась на удивление хорошо.
Кудеяр включил воспроизведение… и будто перенесся в прошлое,в тот самый день, перечеркнувший всю его жизнь. Вновь было дождливое осеннееутро, и ветер разносил по парковке цветную листву, и спешила на работу учёная –а также не очень учёная и даже очень неучёная – братия. Вот подкатил на белой«Волге» величественный Пересветов. Протащился, пошатываясь с бодуна, кочегарРазвалихин, мелькнула, виляя задом, накрашенная, словно кукла, «секретутка»Коновалова. Вот выбрался из арахисового «москвича» профессор Звягинцев, ещё нехромой… присел на корточки, заглянул под днище машины – не отваливается лигрозящий прогаром глушитель… Павой проплыла Ефросинья Дроновна, как всегдабесшабашно пронеслась пухленькая Виринея и тут же следом – буквально проволоксяГринберг. Именно проволокся, даже не замечая умирающих от хохота Веню сАльбертом….
И вот…
Иван застонал. Он увидел на экране Марину. Она быланеобычайно красива. Она запирала на ключ скудинскую «девятку», на которойтолько что отвезла мужа в аэропорт, и улыбалась едва заметно и загадочно.Наверное, собиралась кое-что поведать любимому папе… по окончании опыта. Ветерпарусил короткую шифоновую юбку, играл с пушистым, непослушным завитком надухом. Господи… Господи…
Иван непроизвольно включил стоп-кадр, с минуту вглядывался вэкран, потом вздохнул и стал крутить дальше. Так… доктор наук Павлов… ворюгаОсипов из буфета… квазиучёный Кадлец с букетом.
Глубоко в подсознании сразу зазвонил колокольчик, которомуИван привык доверять. Происходило нечто странное. Ни до, ни после КудеярКадлеца с букетом не видел… Хорошие гладиолусы, а уж количество… целая охапка,еле несёт… Ну-ка, посмотрим ещё раз, как выходит из машины… Незнакомая, кстати,машинка-то… Не его… Э-э-э, а кто это там у нас просматривается в глубинесалона? В самом тёмном углу?..
Тень показалась Ивану смутно знакомой. Он скормилизображение компьютеру, дал команду увеличить и по возможности усилить детали…Посмотрел результат – и почувствовал, как сердце превращается в звонкуюпрозрачную льдинку. В попутчиках у Кадлеца был котообразный молодец,тика-в-тику один из тех, с кем Иван-резался на ножах в тайболе. Зрачков-щёлоккомпьютер, правда, не вытянул, но всё остальное было на месте. «Клоны хреновы…Или одна кошачья мама нарожала? Ну ладно…»
Скудин ненадолго задумался, потом набрал телефон Звягинцева.
– Лев Поликарпович? Извините, что снова надоедаю. Янасчёт того нашего разговора… Про волновую помеху… Вы не припомните… в тотдень… да… не случилось с утра что-нибудь необычное? Может, приходил кто,приносил что-нибудь?
– Хм-м-мм, дай Бог памяти… – Настала очередьЗвягинцева задуматься, а когда он снова заговорил, было слышно, как сразу селего голос. – Подождите, Иван Степанович, все мысли всмятку… пойду потолкуюс народом…
Ещё некоторое время на линии царила тишина, нарушаемая лишьтелефонными шорохами, затем трубку взяла Виринея.
– Иван Степанович, здравствуйте… – У Кудеяра сноважутко ухнуло сердце, когда он осознал, что новоприобретённая уверенностьмолодой ведьмочки рассеялась без следа. – Точно, было дело… –продолжала Виринея. – Утром в тот день Кадлец ни с того ни с сегоприпёрся, приволок целый сноп гладиолусов, шикарный, как на свадьбу… Или напохороны… Это, говорит, вам, красавицы, в знак восхищения… неизвестныйпоклонник попросил передать… Марина уже вся в опыте была, установку готовила,ей ни до чего… Говорит, пусть, мол, этот инкогнито их себе куда хочет, туда изасунет… а я… – Тут Виринея всхлипнула и разревелась, – а я ей сказала,цветочки-то не виноваты… красивые… и в воду поставила… на подоконник…
Больше ничего рассказать Виринея была не в состоянии. Втрубке слышался только плач – тихий, задавленный. Так плачут о непоправимом.
Скудин положил трубку и дал команду компьютеру отпечатать напринтере увеличенную харю котообразного.
– Пожалеете, ребята, – пробормотал он сквозьзубы. – Очень крепко пожалеете…
Он был убийственно спокоен. Так он чувствовал себя передбоем не на жизнь, а на смерть. У двери кабинета его уже ждал Боря Капустин. Вруках Монохорд держал красную папку с грифом «Совершенно секретно».
– Вот, командир. Всё, что удалось про твоего фашистанарыть… про фон Трауберга. Извини, что немного. Похоже, гад непростой… Здоровомаскируется… – Тут Боря взглянул повнимательнее на Скудина и настороженноспросил, в точности как сам Кудеяр недавно спрашивал Гринберга: – Иван?..
Наблюдательностью Бог его не обидел. Скудин усмехнулся угломрта.
– Я тут, Боря, жутко интересный фильм посмотрел… Теперьперевариваю…
И чтобы никто не ушёл обиженным…
Потенциальная мощь сильной грозы составляет (в эквиваленте)около ста тысяч тонн тринитротолуола. Это соответствует пяти атомным бомбам,уничтожившим Хиросиму. Степень разогрева канала молнии достигает тридцатимиллионов градусов по Цельсию, что много выше температуры на поверхностиСолнца. Ежедневно на нашей планете бушует сорок четыре тысячи гроз, и каждуюсекунду в землю вонзается сто молний.
