У Поповых нет детей. В 1944-м, когда возобновилась связь Рахили с дочерью, Тамара переехала к ним. Прошло немало месяцев, прежде чем удалось соскрести с девушки толстый слой плесени, накопившийся со времен евангелистских собраний в городе Ромны. Посудите сами: как совместить роскошную квартиру на Кропоткинской, общество артистов и музыкантов, людей искусства и культуры — и темную обскурантку-дочь, которая поддерживает связь с какой-то подозрительной провинциальной общиной?
В конце концов Тамара забыла-таки евангелистов, вступила в комсомол и, окончив школу, пошла учиться на врача. Сейчас она работает в поликлинике вместе со своим мужем Володей. Несмотря на молодой возраст — всего-то тридцать пять лет, — она не слишком хорошо себя чувствует. Что-то не в порядке с пищеварением, есть подозрение на язву.
В паспорте Тамара записана украинкой; муж Володя, тоже еврей от рождения, — русским. Многие евреи теперь отрекаются от своей национальности и стараются пристать к более надежному берегу коренного народа страны. Впрочем, есть и такие, кто поступает иначе; среди них много молодых.
Жених Эдик сирота. Его мать умерла при родах в сорок первом, отец погиб на войне тремя годами позже. Бабушка Песя тоже после этого долго не протянула. Но это не значит, что сторона жениха скудно представлена на этой свадьбе. Тетка Рахиль Ефимовна созвала на праздник немало друзей и близких. Скажем сразу, что мало кто узнал бы в этой дородной матроне ту Рахиль, с которой мы познакомились до начала войны. Но вряд ли Владимир Антонович пожалел о своем выборе. Рахиль с честью несет нелегкую ношу актрисы и светской львицы. Их дом навещают знаменитости, народные артисты республики и Советского Союза. Да и сам Попов, которому уже за шестьдесят, считается известным, обремененным славой человеком. Рахиль тоже перемахнула за пятьдесят, но пока еще тешит себя иллюзиями относительно прежней силы своих женских чар. Возможно, до сих пор еще кто-нибудь из молодых подчиненных Попова попадает в лапы этой дородной «жены Потифара», которая все еще любит окружать себя тонким облаком духов «Красная Москва».
Итак, есть тут гости со стороны жениха. Среди них и наш Вениамин с женой. Он инженер, работает в проектном машиностроительном институте. Усидчивый по природе, Вениамин с отличием окончил свой вуз, так что покойный профессор Эйдельман был бы им, несомненно, доволен.
Память о Глаше не стерлась из его души. Влюбленности приходят и уходят, но лишь одна любовь остается в сердце навсегда. Глубоко-глубоко внутри прячется этот узелок привязанности и тоски, и никаким жизненным бурям не вымести его наружу. Но жизнь продолжается. Справа от Вениамина сидит его жена Сара Ароновна, некогда Сарка Гинцбург. Трое их детей остались дома под присмотром соседки. Сарке еще не исполнилось сорока, она в расцвете зрелого женского возраста. Высокая завитая прическа, последний крик моды, возвышается на ее голове, как двухэтажный дом. Лицо Сарки раскраснелось после нескольких рюмок, вишневые глаза блестят, шелковая красная блузка добавляет очарования ее красивому лицу. После окончания текстильного института она устроилась на фабрику и с тех пор работает там. Все дети семейства Гинцбург переехали из Гадяча в большие города. Все давно замужем и женаты. Не в характере потомков черного габая оставаться в одиночестве, без семьи и детей. А вот Голда Берман по-прежнему живет в Гадяче со своим многочисленным выводком.
Но это еще не все: представители семьи Шотланд тоже здесь. Самое удивительное, что жив еще и дед жениха — старый цыган Залман Шотланд! Он уже на пенсии, но по-прежнему полон жизни и не собирается уходить со сцены. Состарился боевой конь, но все еще тянет его на широкие просторы, особенно сейчас, по весне. Раиса Исааковна, его золотоволосая супруга, умерла спустя несколько месяцев после того, как получила известие о Фирочкиной смерти. Фирочка была любимицей этой болтливой домоседки; видимо, материнское сердце не перенесло горечи утраты.
Залман живет с семьей старшей дочери Елены, которая тоже овдовела: Шоул Левин погиб на войне. Из всей семьи остались, таким образом, лишь сам старик, Лена и внук Борис, широкоплечий красавец, которому тоже уже подошло время завести собственную семью. Все трое сидят за свадебным столом.
Владимир Антонович занят сегодня в спектакле, и Рахиль не поскупилась на приглашенных гостей. Стол накрыт без потуги на аристократичность; вместо марочного коньяка стоят бутылки обычной «Московской», чьи сорок градусов так способствуют поднятию духа.
Оказался в числе приглашенных и я, автор этой повести, благодаря тесной дружбе с одним из ее героев. Да что там скрывать: в противоположность некоторым другим авторам, которые имеют обыкновение высасывать своих персонажей из пальца, я давно знаком с каждым из тех, кто пришел на свадьбу со стороны жениха.
Сторона невесты тоже не подкачала; количество гостей там нисколько не уступает числу близких и друзей нашего Айзека. Всего в квартире собралось не меньше тридцати человек. Звенят стаканы, произносятся тосты, многие из гостей уже прилично захмелели: сорок градусов — не шутка. Среди последних особо следует упомянуть деда Залмана Шотланда. Прошедшие годы нисколько не изменили его привычек. Чем больше выпивки вливается в эту цыганскую глотку, тем сильнее тянет ее обладателя к старым напевам еврейской Варшавы, которой нет уже и не будет.
Паренек ужасно зол, паренек ужасно зол, Он завидует ломтю хлеба в моей руке… А того не знает он, а того не знает он, Что душа моя угасла и дыряв карман. Ах, лучше смерть, Чем жить вором…
Фальшивым рыком рычит старый Залман варшавскую воровскую песню. Нечего сказать, нашел место: за приличным столом Рахили Ефимовны, где сиживают народные артисты и всемирно известные певцы! Нет, за двадцать лет не научился петь Залман Шотланд. По-прежнему он фальшивит и орет, как ломовой извозчик. И бас его тоже остался прежним: он гремит на всю Москву, сотрясая мировые основы. Что ж, не каждый день люди женят любимых внуков. Да, Залман Шотланд не Шаляпин, но что поделаешь, если песня рвется наружу? Впрочем, гости со стороны невесты не остаются в долгу: они заводят известный свадебный напев.
Ну-ка вместе сядем, сядем, как один, Встретим-ка невесту, встретим, как один…
Да-да, еще живут в сердцах еврейские мотивы… Щеки Рахили Ефимовны раскраснелись. Что ни говорите, а приятно временами забыть о роли светской львицы. Она тоже запевает народную песню. Ее прекрасные зубы поблескивают, напоминая о той, давней Рахили Фейгиной, красивой бухгалтерше с Дубининской улицы, которая щелкала на счетах и имела столь переменчивый нрав, что ты никогда не знал, какая тебя ожидает встреча: поцелуй или пощечина.
Да-да, еще жива в сердцах давняя связь, не оборвалась совсем. Снова наполняются рюмки, поднимается со своего места Вениамин. На висках у него седина, чуб поредел, сквозь шевелюру просвечивают кое-где небольшие пролысины, а морщинки захватывают все больше и больше места на лбу и вокруг глаз. Сара Ароновна смотрит на мужа с улыбкой, в которой сквозит что-то материнское.
