Спектакли были каждый вечер, «культурную программу» для нас делали урывками.
Нас вывозили на экскурсии – на гору Корковаду, где буйствовал великолепный лес и мы снимались у подножия Христа. Невероятный вид на город, на безбрежный океан. Всё представлялось нереальным.
Нас на автобусах под вечер провезли вдоль побережья, вдоль череды песчаных пляжей. Их имена, как заклинанья – Копакабана, Ипонема, и Леблон. Нас высадили погулять по их Копакабане. Был вечер, да к тому же не сезон, пляж был пустынен. Запряталось за Анды солнце, на океанском выдохе накатывали волны. Потом, на глубочайшем вдохе под названием отлив, вода перебирала каждую песчинку. Сотрудник консульства, который нас сопровождал, не мог не рассказать, что осенью у них погиб один товарищ, как раз в отлив, когда запрещено купаться. Как ни старался выбраться, как все не дергались ему помочь. Такие волны беспощадны.
Порою мы и сами выбирались на прогулки. На той же улице, где был «Амбассадор», только повыше, в отдалении, мы натолкнулись на закрытый днем оазис развлечений, как оказалось – специальный театр. На нем висели странные афиши. Их было несколько, и каждая – портфолио артиста. Из верхнего угла смотрел брутальный кабальеро, а дальше следовали фото полуголой завлекающей девицы, но явно с кабальеровым лицом. Мы задержались, изучали. В глубокой арке, вероятно, находился вход, и там звучали голоса, но непонятно было – женские, мужские? Конечно, любопытство подстегнуло заглянуть. Я представляю, как мы робко, удивленно вдруг предстали на свету, и позабавили скрывавшихся в проеме. Что мы сумели разглядеть? Как будто – мужиков. А, то ли – женщин крупных габаритов со странными прическами? Они вдруг стали улюлюкать, присвистывать, бросали мелкие монеты. И мы тогда ретировались, а вслед из арки появился шустрый негр на высоченных каблуках с лицом вульгарной проститутки. Откуда знать, что там был театр трансвеститов, и место сборища определенной публики? С тех пор мы избегали неизведанных маршрутов.
* * *
Что же творится в Рио-де-Жанейро, когда там карнавал? И без того все время праздник, зимой – жара, дни в ритме самбы, жизнь бурлит. Казалось, только открывались «Лебединым», и вот уже отыграны спектакли, и скоро перелет в Сан-Паулу.
Так вышло, что я в Рио рассказал Лещинской про Саломею и буфет. Мы пили кофе в маленьком кафе возле отеля.
Она порядком удивилась. Потом я разобрался, отчего.
Характер Инны был далек от экзальтаций. Как знать, что получилось бы из встречи с режиссером, решившим делать на Лещинскую спектакли? Таиров только для Алисы создавал репертуар, как для Бабановой когда-то Мейерхольд. Бурмейстер, знаменитый хореограф, задумывал специально для Лещинской «Египетские фрески», «Болеро» Равеля. Она прекрасно танцевала, и с душой. Но у неё будто срабатывал дозиметр, блокирующий выплески эмоций. Сверхчувство меры, не дававшее раскрыться до конца. На сцене, и в общении не с близкими людьми. У Инны голос, замечательного тембра, был музыкален, очень ровен в разговорах. Лишь сильное желание, внезапный гнев, и всплеск эмоций в нем пробуждали трагедийное звучанье.
Возле неё бывало много воздыхателей, далеких от надежды на взаимность. Один артист из труппы всё никак не отставал. В Лещинской вновь заговорила Коонен, когда она отваживала дерзкого поклонника: «Я же сказала, Игорь – нет!». Как будто отголосок зловещего вопроса о «комиссарском теле» из «Оптимистической трагедии». Тут, правда, обошлось без пистолета.
* * *
В Сан-Паулу нас разместили в двух отелях, стоящих через улицу: «Эксельсиор», отстроенный недавно, и «Мараба», имевший обветшалый вид. В «Эксельсиоре», аскетической коробке из бетона и стекла, было комфортней, поселилась там дирекция, ведущие солисты. На двадцать третьем этаже был ресторан с концертною эстрадой, где собиралась местная богема. В отеле «Мараба» был сохранен колониальный стиль; гостиничные номера, словно покои в древнем замке, просторные, с огромными коврами. Но мы все время были в театре – репетиции, спектакли. Освобождались лишь поспать, передохнуть. День изо дня почти что месяц.
Жаир Родригес, популярный композитор и певец, не пропускал наших спектаклей, со многими из труппы подружился. В Москве все знали его шлягер – «Я в Рио-де-Жанейро приехал на карнавал». Простая, незатейливая песня. Родригес был восторженным поклонником таланта нашей примы Виолетты Бовт – она бывала здесь с гастролями. И не терял надежды сделать праздник, банкет для Русского балета, устроить встречу с артистической Бразилией.
– Я понимаю, что сегодня невозможно, – планировал, коверкая английский. – Но я узнал у импресарио, что вы иметь свободный целый день в Сан-Паулу после спектаклей, до переезда в Чили. Могу я все организовывать?
Он обращался и к дирекции, согласовал, и с головой ушел в приготовления. Потом заманчиво, со смаком обрисовывал, как здорово мы проведем в Бразилии последний день.
– Сначала вас Тамара Тайзлин (импресарио) вывозит на прекрасный пляж, специальный. Чтобы купаться, отдыхать. Директор разрешил корреспондентов. Пусть поснимают – звезды русского балета отдыхают. Мы будем ждать на двадцать третьем этаже – бразильские артисты, только лучшие. Весь вечер будем веселиться.
Гастроли шли без малого два месяца. В последний раз закрылся занавес в Сан-Паулу, мелькнула ночь, и рядовой Бразильский день, безоблачный, налитый солнцем, как другие, стал исключительным для нашей труппы – мы выезжали отдыхать. У входа в «Мараба» стояли два комфортных скоростных автобуса – нам предстояло через горный перевал проехать в небольшой курортный город Сантус на побережье океана.
Рассаживались не спеша. Дорога протянулась по хребту гористой местности, по волнорезу над пологими холмами, подобно взлетной полосе для дельтаплана. В автобусах не ехали, а мчались; летели над окрестными холмами, над пеленой зеленых облаков. Мы чувствовали радость, беззаботность, переполняло ощущенье счастья. Внезапно, неожиданно открылся океан. Мы пробыли там несколько часов, но время уносилось незаметно. Купались, загорали, отдыхали, позировали фоторепортерам – балетные прыжки и сложные поддержки на фоне пенящихся волн. Чуть отдохнули в пляжных домиках, напоминавших бунгало, для нас там были фрукты и напитки. С большой охотой, оживленно собрались в обратный путь – бразильские артисты будут ждать в «Эксельсиоре».
Взревел мотор, автобусы неспешно стартовали. За первым тронулся второй, мы миновали город Сантус и выбрались на прежнее шоссе, пустынное, как гоночная трасса.
От океана, солнца, волн, так и бурлила в нас энергия, и выплеснулась быстро, неожиданно. Мы, пассажиры из второго, подначили бразильского водителя прибавить газ, чтобы внезапно обогнать друзей-соперников. С победным криком, с торжествующими лицами промчались мимо первого автобуса, не ждавшего столь каверзных маневров. Там, в первом, не стерпели пораженья. Истошным воплем попросили поднажать, через минуту совершилась рокировка. Нас охватил игорный раж, водители кипели от азарта. Их успокоить бы, не то, что подстрекать.
Шоссе шло в гору, солнце было на закате, багряным золотом высвечивалась трасса. Автобусы вели соревнованье. Вполне возможно – всё бы обошлось, когда б ни встречный грузовик, что будто бросился с вершины перевала навстречу первому автобусу, успешно завершавшему обгон. Удар был сбоку, по водительской кабине. Второй автобус взвизгнул тормозами, и сразу же, как вкопанный, застыл.
