Несмотря на разночтения между двумя свидетельствами, сути дела это не меняет.
Мы помним, как жестко ответили афиняне Мильтиаду на его требование увенчать себя после победы при Марафоне лавровым венком. Павсаний же ничего не требовал, а просто поступил так, как считал нужным. Но даже спартанские власти посчитали такой поступок наглостью и распорядились дерзкую надпись соскоблить, а вместо нее написать названия государств, чьи воины сражались в битве при Платеях.
Но вернемся в Византий. Дурной пример начальства оказался заразительным для подчиненных, и вскоре остальные спартанские командиры начали вести себя нагло и высокомерно по отношению к союзникам. Особенно доставалось ионийцам, недавно присоединившимся к Эллинскому союзу. Заметив это, Аристид посоветовал Кимону быть в отношениях с малоазийскими греками более сдержанным и мягким, чем Павсаний. А тот лютовал не на шутку, всячески унижая ионийских стратегов и подвергая воинов жестоким наказаниям, вроде битья палками или стояния с тяжелым якорем на плече под палящими лучами солнца. При этом демонстративно показывал привилегированное положение спартанцев, которым дозволялось первым пополнять запасы продовольствия и первым брать воду из источника. Если же кто умудрялся опередить лакедемонян, то был нещадно бит. Союзники несколько раз отправляли в Спарту послов, с просьбой приструнить Павсания, однако все оставалось без изменений. Тогда ионийцы бросились за помощью к Аристиду и просили его повлиять на командующего. Но когда афинянин стал высказывать Павсанию претензии, тот сдвинул брови и процедил сквозь зубы, что очень занят. Военачальник в очередной раз забыл, что командует не спартанскими контингентами, а объединенной армией эллинов, у которых, мягко говоря, совсем иные воинские традиции.
Впрочем, многомудрого Аристида такой поворот событий вполне устраивал. Он прекрасно помнил, как афиняне были вынуждены смириться и под давлением союзников признать право спартанцев назначать командующих объединенным флотом эллинов. Но теперь угроза персидского нашествия миновала, и как спартанские военачальники, так и триеры из Пелопоннеса были Афинам не нужны. Опираясь на собственные ресурсы и силы малоазийских эллинов, афинские власти решили вести войну с державой Ахеменидов по своему усмотрению и создать новый военный союз под эгидой Афин, где не будет места спартанцам. Это должен был быть новый военно-политический альянс, способный противостоять не только персидским царям, но и Пелопоннесскому союзу во главе со Спартой. Над этим и работал в данный момент Аристид. При этом он делал все, чтобы не испортить отношения со спартанским правительством, и регулярно отправлял послания эфорам с просбой, «чтобы они отозвали Павсания, по вине которого подвергается бесчестию Спарта и сеется смута во всей Греции» (Plut. Cim. 6). Доброжелательность афинского стратега по отношению к эллинам Малой Азии резко бросалась в глаза на фоне грубости и самодурства Павсания.
Результаты такой политики не заставили себя долго ждать. Самосцы и хиосцы подошли к стратегу и заявили, что больше не могут терпеть выходок Павсания. Пусть Аристид принимает командование на себя, они будут служить только под его началом. Но афинянин был слишком умен, чтобы верить пустым словам, и сказал, что союзники должны делом подтвердить правдивость своих речей. Ионийцы намек поняли и на следующий день разыграли целое представление. Выждав момент, когда триера Павсания пошла впереди остального флота, самосский триерарх Улиад и хиоский Антагор приказали гребцам увеличить скорость, вырвались вперед и взяли в клещи корабль командующего. Триеры стали опасно сближаться с судном Павсания, имитируя нападение. Военачальник сначала не понял, что происходит, а когда до него дошло, то впал в ярость. Потрясая могучими кулаками, Павсаний сыпал угрозами в адрес триерархов и договорился до того, что, нападая на него, они нападают на Элладу. Но в ответ ему крикнули, чтобы он убирался в Спарту и не искушал больше судьбу. После чего малоазийские эллины объявили о том, что больше не подчиняются спартанцам и признают над собой только афинских командиров. Павсания отстранили от должности и отозвали в Лакедемон. Таков был финал деятельности этого неординарного человека на посту командующего объединенными силами эллинов.
Прибыв в Спарту, Павсаний предстал перед судом. Впрочем, как отмечает Фукидид, основными обвинениями против бывшего командующего были злоупотребления властью в отношении союзников и тесные связи с персами. Ему вспомнили все – и ношение мидийской одежды, и подражание в роскоши персидским сатрапам, и высокомерное отношение к эллинским союзникам. Трудно сказать, поднимался ли на процессе вопрос о том, что Павсаний хотел использовать союзные войска для достижения своих целей: «По прибытии в Лакедемон Павсаний был признан виновным в частных обидах против некоторых лиц, но по важнейшим пунктам оправдан. Павсаний обвинялся главным образом в приверженности к персам, что, казалось, было совершенно несомненным» (Thuc. I, 94). Скорее всего, о переписке с Ксерксом и Артабазом еще ничего не было известно, и именно поэтому Павсаний так легко отделался.
Вместо Павсания спартанские власти решили отправить на театр военных действий новых военачальников. Командующий Доркис прибыл в район Геллеспонта с группой командиров и небольшим отрядом воинов, однако союзники отказались признавать за Спартой право назначать полководцев. Пока Павсаний доказывал в Спарте свою невиновность, а новый назначенец ехал к войскам, Аристид и Кимон провели среди союзников соответствующую работу. Доркису дали от ворот поворот, и, что примечательно, спартанцы ничего не могли с этим поделать, им оставалось только смириться с существующим положением дел. Впрочем, спартанцы были людьми практичными и решили обратить сложившуюся ситуацию себе на пользу, а заодно и сохранить хорошую мину при плохой игре. Именно такой вывод напрашивается из рассказа Фукидида об этих событиях: «Впоследствии лакедемоняне не посылали уже других командиров из опасения, как бы они не развратились за пределами родины, пример чего они видели на Павсании. К тому же лакедемоняне желали избавиться от тягостей войны с персами и считали афинян, с которыми в то время находились в дружественных отношениях, способными к главнокомандованию» (I, 95). А афинянам этого только и надо было.
Аристид воспользовался моментом и ковал железо, пока оно было горячо. Он предложил всем афинским союзникам сделать на острове Делос общую сокровищницу, где будут храниться деньги для ведения дальнейшей войны с персидским царем. Вопрос заключался в том, кто и сколько будет вносить средств в общую копилку. Соответственно, решить данный вопрос предложили Аристиду, чья репутация честного человека была известна далеко за пределами Аттики. Фукидид (I, 96) и Корнелий Непот пишут о том, что ежегодная сумма взносов составляла 460 талантов (Aristid. 3), в то время как Диодор Сицилийский называет 560
