Два года он, гордый эльфийский воин, служил у людей горничной.
Эти монстры заставили его надеть вульгарное платье, и чепчик на голову, и белые чулочки. Он противился. Он пытался отстоять свою честь. Но люди оказались убедительны в своих требованиях. Когда он заявил решительный протест, когда сказал, что скорее умрет, чем нарядится горничной, суровые стражники отвели его в подвал, и там у них состоялась беседа. Феромону доходчиво объяснили, что будет с ним и в каковом объеме, если он не прекратит капризничать и не наденет чулочки. И тогда Феромон сдался. Он вырядился горничной. Это было невероятно унизительно. А затем его вынудили прислуживать людям в этом нелепом отвратительном наряде. И гнусные людишки постоянно смеялись над ним. И сами хозяева особняка, и их гости. Все они потешались над нелепо одетым эльфом, придумывали ему обидные прозвища, а некоторые из гостей... Феромон честно старался забыть об этом, но не мог. Некоторые из этих гнусных извращенцев, они... О, богиня! Они бесстыдно щупали его за зад, как какую-то уличную девку. Щупали и посмеивались. А когда его гордое эльфийское лицо заливала краска стыда, хохотали до слез, упиваясь его унижением.
Два года он был эльфийской горничной. Два года хлебал большим половником нескончаемый позор. В подобном виде его даже нарочно водили по улицам Гильторна, и многие люди (вот уж воистину дикари и безумцы) принимали его за девушку, свистели вслед и отпускали сальные комплименты. Ему придумали прозвище, исказив и опорочив его гордое эльфийское имя. Он стал Феромоникой. Он сгорал от стыда и унижения. И вместе с ними в его душе росла и крепла ненависть к роду людскому. Именно тогда у Феромона и открылись глаза на правду о людях. Те эльфы, что считали возможным мирное сосуществование между их народом и людишками, были просто дураками. Мирное сосуществование? Да конечно! Феромон два года мирно сосуществовал с этими тварями. Люди могли предложить эльфам только нескончаемое унижение, да и то тем немногим, кого они соизволят пощадить в ходе неизбежного истребления. Немногие оставшиеся эльфы станут игрушками в их извращенных руках. Некогда гордые воины будут наряжены горничными и станут всеобщим посмешищем. Их заставят носить белые чулочки, заставят вилять попой, заставят красить губы, а бесстыдники будут щупать их за мягкие места и блаженствовать. Пусть богиня и проповедовала любовь и сострадание ко всему живому, но Феромон, хорошенько изучив людей, не мог согласиться с ней в этом вопросе. Белочки и зайчики - сколько угодно. Их Феромон готов был любить и жалеть до изнеможения. Но люди... Вот уж дудки! Эти твари заслуживали одного - тотального истребления. Единственный язык, который они понимали, это язык стали под ребра. Никакие договоренности с ними были невозможны - люди нарушали данные клятвы с той же легкостью, с которой испускали газы за обеденным столом. Только геноцид. Только война до победы. Иначе однажды все эльфы разделят его участь, и тоже превратятся в объекты издевательств и насмешек.
Два года он терпел этот ад. Два года носил наряд горничной, прислуживал людям, сносил унижения и насмешки, даже и грязные домогательства. Ночами он плакал в подушку, вспоминая сальные прикосновения трясущихся от похоти рук. И как только эти чудовища могли принимать его за девушку? Хотя, что уж тут удивляться. По человеческим меркам любой эльф прекрасен. А если добавить подобающий наряд и косметику, и должным образом уложить длинные волосы, то да, вполне себе получится девчонка, и очень даже недурная.
Впрочем, Феромону от этого было не легче.
Все два года он только и делал, что строил планы побега. Но всякий раз те либо срывались, либо оказывались заведомо неосуществимыми. К тому же в своем наряде горничной он был очень приметен - все в Гильторне знали его и замечали издали. Мужики свистели вслед и шлепали ладонями по его гордым эльфийским ягодицам. Человеческие детеныши кидались в него всяческой дрянью – камнями, грязью, лягушками и гнилыми овощами. Кабацкие пьяницы кричали ему вслед – «мадам Феромоника, покажи-ка что под юбкой!» При такой популярности можно было даже не пытаться пересечь городские ворота. А иной одежды, кроме позорного наряда горничной, он не имел, и добыть не мог.
Но однажды, после двух лет тяжкого плена и великого позора, когда Феромон уже отчаялся обрести свободу, ему улыбнулась удача. То есть, то, что ему улыбнулось, стало удачей чуть позже, а на первых порах напоминало форменный кошмар.
К его хозяину нагрянул в гости приятель из Кранг-дана - жирный мерзкий человек лет пятидесяти, с целым караваном подарков и войском телохранителей. Приятели, разумеется, закатили пир горой. В ходе трапезы гостю был явлен один из гвоздей программы - эльф-горничная. Феромон к тому времени уже смирился со своей ролью всеобщего посмешища, и сносил унижение покорно, хоть и продолжал целомудренно краснеть всякий раз, когда очередной потаскун хватал его за зад. Но вот гость почему-то не засмеялся над ним. Вместо этого он воззрился на горничную таким взглядом, что Феромону стало страшно. Потому что во взгляде том полыхала звериная похоть конченого извращенца.
Всю неделю, пока приезжий развратник гостил у хозяина Феромона, тот постоянно ловил на себе полные похоти взгляды жирного чудовища. Феромон с содроганием ждал чего угодно - он уже достаточно изучил людей, чтобы быть готовым ко всему. Лежа ночами в постели в отведенной ему комнате, он не мог сомкнуть глаз и трясся от страха. Он все ждал, что ужасный гость явится к нему во мраке. Явится, ведомый самыми черными и гнусными намерениями. Но этого не случилось. Прошла неделя, и гость засобирался восвояси. Феромон робко надеялся на лучшее. Он уже почти поверил, что пронесло. Но как же сильно он недооценил извращенца.
Все случилось в последний момент, перед самым отъездом гостя. Феромон в своем постыдном наряде горничной занимался исполнением непосредственных обязанностей - вытирал пыль с камина. Когда кто-то вошел в помещение, он даже не обернулся - уже не мог смотреть на людские рожи. А обернуться стоило бы. Потому что чьи-то руки вдруг схватили Феромона и повалили на пол. Он попытался закричать, но на его лицо черным саваном упала тряпка, пропитанная каким-то ядом. Едва вдохнув его пары, Феромон тут же лишился чувств.
В себя он пришел спустя какое-то время, и едва сознание вновь возвратилось в его тело, выяснил, что находится внутри большой повозки, ползущей по ухабистой дроге. В повозке царил полумрак. На дне повозки была постелена огромная медвежья шкура. На ней-то Феромон и обнаружил себя, когда очнулся.
Но
