синего атласа; с вершок синей камки, красный коврик; полотенце из бязи; 2 мужских рубашки, вышитых золотом; 2 наволочки с вышивкой; полосатая скатерть; 3 ножа с вилками, нашивка для ферязи; наперник; 2 скатерти; всевозможные нашивки на одежду и различные шелковые нитки».
Значительное количество не только готовой одежды и белья, но и тканей, нашивок и ниток свидетельствовало о том, что Евфимия была рукодельницей и в свободное от домашнего хозяйства время занималась вышиванием и шитьем различных изделий: полотенец, наволочек, покрывал, накидок, футляров, скатертей, украшением кафтанов мужа и детей, собственной верхней и нижней одежды. Для этого у нее были красивые нашивки, различные пуговицы, шелковые нитки и т. д. Несомненно, что ей было горько видеть, как чужие люди перебирают ее вещи и переписывают, чтобы конфисковать. Интересно отметить, что необходимые для рукоделия вещи Евфимия хранила в коробке с самыми ценными ювелирными украшениями и посудой. Возможно, в то время пуговицы, ткани и шелка ценились не меньше.
После допросов, пыток и описи имущества Василия Болотникова, Евфимию, их старшего сына Василия, Аксинию и служанок Татьяну и Дарью арестовали и заключили в местную тюрьму до особого распоряжения из Москвы. Только Трифона, сына Аксинии, Пашу, младшего сына Болотниковых, и помощника Василия Семена Фирсова оставили на воле. Но местных купцов заставили за них поручиться. На этом следствие не закончилось. Из Москвы была отправлена грамота в Ярославль с требованием найти двоюродного брата Андронова Ивана Быка и расспросить его о золотых цепях. Однако его, видимо, не нашли. После казни Федора он, скорее всего, уехал за границу. Тогда было решено найти Пятуню Михайлова, другого двоюродного брата бывшего казначея. Тот оказался в Нижнем Новгороде. В сентябре его доставили в столицу и тщательно допросили.
Пятуня оказался исключительно словоохотливым и подробно рассказал о своей жизни и взаимоотношениях с семьей Андроновых: сначала был сидельцем в лавке Федора в Погорелом Городище, потом при Лжедмитрии I переехал в Москву и поселился в доме Юрия Болотникова. Вместе с купцами Болотниковыми отливал монету из серебряного лома на Денежном дворе и хорошо заработал на этом деле. С двоюродным братом Федором имел плохие отношения, тот его часто ругал за нерадивость и нерасторопность и даже отобрал 600 рублей — весь доход от отливки монеты. Когда Пятуня попросил Федора отдать долг, тот его сильно избил. Только Евфимия и Аксиния были к нему добры и всячески помогали. Во время Московской осады из-за сильного голода он сбежал в ополчение и оказался под покровительством Д. М. Пожарского (на самом деле его покровителем был князь Д. М. Черкасский, но в 20-е годы положение руководителя Второго ополчения было много выше и ссылка на него была выгоднее). Далее Пятуня рассказал о том, что после взятия Кремля поехал в Ярославль, где встретился с Евфимией и Аксинией (на самом деле он выехал раньше Евфимии, был сопровождающим ее сына Василия, в одежде которого были запрятаны ценности; последнее обстоятельство, видимо, и побудило допрашиваемого исказить факты).
Пятуня не смог скрыть, что ездил с Евфимией в Осташков, поскольку многие говорили об этом. Пришлось ему рассказать и о том, что в счет долга Федора он получил от Евфимии две пары сережек, четыре крупные жемчужины и вырезанную на камне иконку Богоматери. Сережки с голубыми сапфирами он продал Михаилу Захарьеву за 70 рублей, а вторые — в виде золотых колец — отдал в качестве заклада Михаилу Порывкину. Поскольку жемчужин в наличии не было, то Пятуне пришлось сказать, что он их потерял. Иконку же отдал назад Василию Болотникову.
Казалось бы, что допрашиваемый дал вполне исчерпывающий ответ, если бы не одно но, касающееся сережек с голубыми сапфирами. По версии Евфимии, она купила их во время осады у жены Навруева за 13 рублей. Кроме того, такие же сережки фигурировали в описи имущества, не-возвращенного И. Шереметевым. Где они были на самом деле, и когда были приобретены, для судей осталось неясным. В расспросных речах Пятуни Михайлова можно заметить еще один странный момент. Его допрашивали дважды. В первый раз — после побега Ф. Андронова. Тогда следователи сочли его невиновным и отпустили. Вместо того чтобы ехать к сестрам в Ярославль или Казань, он вновь вернулся в Осташков. Возникает вопрос: для чего? Напрашивается ответ: там были припрятаны ценности Евфимии, и их следовало взять. Ведь в первый раз при обыске ничего не нашли. Потом появились и иконка, и серьги, и крестики, и кольца. Несколько запутался Пятуня и с золотыми цепями. Он знал, что у Евфимии они были, поэтому сказал, что передавал их сестре от имени Василия Болотникова, когда тот уезжал в Новгород в 1610 году. Кроме него об этих цепях никто не говорил, и ни в одной описи имущества они не фигурировали.
К сожалению, сохранившееся следственное дело не содержит никаких сведений о том, какова была дальнейшая судьба Евфимии, ее мужа, детей и других родственников. Все, видимо, зависело от того, как были расценены конфискованные у них драгоценности: как часть разворованной царской казны или как их личное имущество. Главным экспертом в этом вопросе должен был быть глава Казенного дворца боярин Ф. И. Шереметев. Очень может быть, он решил вопрос не в пользу Евфимии, поскольку его родственник И. П. Шереметев был заинтересован в том, чтобы никогда не возвращать купцам их вещи. Вероятнее всего, Болотниковых лишили всех ценностей и сослали в какой-нибудь отдаленный городишко на поселение. Можно, правда, предположить, что в 30-е годы XVII века их судьба переменилась. Дело в том, что хороший приятель Василия Пантелеевича Григорий Шорин с сыном Василием заняли одно из первых мест в купеческой гильдии Москвы. Даже власти были вынуждены прислушиваться к их мнению. Думается, они могли похлопотать об улучшении положения своего старого приятеля и его семьи. Такой вывод напрашивается из сохранившегося письма Г. Шорина к В. Болотникову от 30-х годов XVII века. Вот некоторые выдержки из него: «Великому господину Василию Пантелеевичу вскормленник и работник на твоем жаловании Гришка Шорин челом бьет. Пожалуй, государь Василий Пантелеевич, не положи гнева своего, что не сразу написал тебе, государю моему, но даст Бог, сына своего пошлю к тебе бить челом. А лавка моя, государь, по прежнему моему слову будет и на новый год у тебя».
Правительство царя Михаила Романова осудило Евфимию Андронову-Болотникову, обвинив ее в расхищении государевой казны. Но вправе ли мы осуждать эту женщину? Жизнь ее пришлась на очень трудное для Русского государства время: многолетняя острая борьба за престол между различными группировками, гражданская война, иностранная интервенция, голод, разруха, массовые грабежи и разбои. В этих тяжелейших условиях
