За дверью была огромная низкая сводчатая комната,наполненная запахом плесени. Свеча Спархока выхватила из обширной темнотынебольшое пятно желтизны. Мощные контрфорсы были покрыты паутиной, в изломанныхуглах скопились вековые тени. Спархок навалился спиной на дверь и медленнозакрыл ее. Звук закрывшейся двери раскатился по склепу эхом роковой судьбы.
Склеп лежал глубоко под главным нефом собора. Под низкимсводчатым потолком в источенных веками мраморных гробницах с пыльнымисвинцовыми барельефами на крышке лежали царственные властители Элении. Дватысячелетия обращались в прах в этом сыром подвале. Грешник лежал рядом сдобродетельным. Глупец покоился по соседству с мудрецом. Смерть уравняла всех ивсех примирила. Слепые глаза посмертных статуй по углам саркофагов привычнобуравили мертвый воздух молчаливой гробницы.
Спархок пожал плечами. Он привык к горячей крови, сверкающейстали, эта холодная пыльная тишина была чуждой ему. Он не знал, что делатьтеперь — призрак Таниса ничего не говорил ему об этом. Поэтому он просто стоялподле бронзовой двери и ждал. Понимая, что это глупо, он все же не выпускал изруки рукояти меча, больше просто по привычке, ведь какая могла быть польза оторужия в этом святилище забвения?
Сначала он принял этот звук всего лишь за эхо собственногодыхания, слабое колебание спертого воздуха, но звук повторился и на этот разгромче.
— Спархок, — выдохнул кто-то пустым бестелеснымшепотом.
Спархок поднял свой огарок, всматриваясь в заплясавшиевокруг тени.
— Спархок, — снова повторился шепот.
— Я здесь.
— Подойди ближе.
Шепот исходил оттуда, где были самые поздние захоронения игробницы не успели еще покрыться толстым слоем пыли и паутины. Спархок сначаламедленно, потом со все возрастающей уверенностью двинулся к ним. В конце концовон остановился у последнего саркофага, на котором было высечено имя короляАлдреаса, отца королевы Эланы. Он стоял перед свинцовым изображением человека,которому присягнул на верность, но к которому питал лишь малую толику уважения.Скульптор, отливавший статую, попытался придать посмертному изображению монархацарственное величие, но слабость короля сквозила и здесь — в беспокойном выражениилица и безвольном подбородке.
— Приветствую тебя, сэр Спархок, — шепот исходилиз самой глубины мраморной гробницы.
— Приветствую тебя, Алдреас.
— Ты все еще питаешь ко мне неприязнь, все ещепрезираешь меня, мой Рыцарь?
Воспоминания о множестве обид и притеснений тотчас жевспыхнули в памяти Спархока, вспомнились долгие годы преследовавших егооскорблений и клеветы — все это он получил от человека, чья скорбная теньговорила сейчас из глубины погребального саркофага. Но жестоко и глупоповорачивать нож в сердце уже умершего. Спархок мысленно простил своему королювсе обиды.
— Так никогда не было, Алдреас, — солгалон. — Ты был моим королем, и это все, что мне нужно было знать.
— Ты добр, Спархок, — прошелестел голос, — итвоя доброта разрывает мое бесплотное сердце больше, чем любой упрек.
— Прости, Алдреас.
— Я родился не для короны, — меланхолично призналбестелесный голос. — Происходило множество событий, сути которых я непонимал, и люди, которых я считал друзьями, ими вовсе не были.
— Мы знали, Алдреас, но не было возможности защититьтебя.
— Я не мог знать о тех заговорах, которыми они меняопутали, ведь так, Спархок? — тень отчаянно пыталась оправдать то, чтоАлдреас делал при жизни. — Я глубоко почитал Церковь и доверял первосвященникуСиммура больше, чем всем другим. Откуда мне было знать, что он обманывает меня?
— Ты не мог знать, Алдреас, — было вовсе не трудносказать это. Алдреас больше не был врагом, и если эти слова могли утешить егоодержимый виной призрак, то слова эти затруднили Спархока не больше, чемдыхание, с которым они были произнесены.
— Но я не должен был поворачиваться спиной к моемуединственному ребенку, — произнес Алдреас голосом полным печали. —Это то, что сокрушает меня более всего. Первосвященник отвратил меня от нее, ноя не должен был слушать его лживых наветов.
— Элана знала это, Алдреас. Она знала, что ее враг —Энниас, а не ты.
В мертвом воздухе склепа повисло долгое молчание.
— А что стало с моей драгоценной сестрой? —последние слова тень короля произнесла будто сквозь стиснутые от ненавистизубы.
— Она по-прежнему в монастыре в Димосе, ВашеВеличество, и останется там до смерти.
— Тогда пусть похоронят ее там, мой Рыцарь. Неоскверняйте мой сон, положив рядом со мной мою убийцу.
— Убийцу? — ошеломленно переспросил Спархок.
— Моя жизнь стала тяготить ее. Энниас, ее любовник,тайно препровождал ее ко мне, и она обманывала меня с дьявольскойнепринужденностью. Обессиленный, я принял чашу с питьем из ее рук, а в питьеэтом была моя смерть. Она хохотала, стоя над моим бессильным телом во всейсвоей бесстыдной наготе, и лицо ее было искажено ненавистью и презрением.Отомсти за меня, мой Рыцарь! Возьми в свои руки месть за меня моей грязнойсестре и ее низкому любовнику, ибо они низвергли меня и лишили всех прав моюединственную законную наследницу, мою дочь, которую я преступно отторг от себяи презирал все ее детство.
— Если Всевышний не прервет моего дыхания, сбудется пословам твоим, мой король, — поклялся Спархок.
— И когда моя дочь взойдет на принадлежащий ей по правутрон, я заклинаю тебя, Спархок, скажи ей, что я ее любил, поистине любил.
— Если это волею Божьей свершится, я не забуду об этом.
— Должно свершиться, Спархок. Иначе Элению затопитмрак. Одна лишь Элана — законная наследница короны. Я вверяю тебе эленийскийтрон, не позволь, чтобы на него уселся плод нечистой связи моей сестры ипервосвященника Энниаса.
— Я не допущу этого, мой меч тому порукой! — пылкопообещал Спархок. — Все трое посмотрят в глаза своей смерти еще не успееткончиться эта неделя!
— И ты сам погибнешь, пытаясь покончить с ними, а Эланаумрет, лишившись защиты своего Рыцаря.
После смерти, — подумал Спархок, — Алдреас сталмудрее, чем при жизни.
— Время для мести придет в свой черед, Спархок, —продолжал призрак короля. — Первое, что ты должен сделать — этовосстановить на троне мою дочь Элану. Для этого я должен открыть тебе некоторыеистины. Никакая панацея, никакой талисман не спасет мою дочь, кроме Беллиома.
