большей теплотой, чем в других арабских странах, но не до конца это понимала, пока мы с султаном не поговорили. Это дружеское отношение восходит ко временам Второй мировой войны, когда Франклин и премьер-министр Уинстон Черчилль провели встречу в Касабланке.
Французские чиновники, правившие тогда Марокко, нанесли им официальный визит, а после того как они ушли, Франклин сказал: «Теперь нам нужно увидеть султана».
Мистер Черчилль взглянул на него без особого энтузиазма. «Зачем нам это? Мы уже пообщались с французами».
«Мы должны встретиться с султаном, – ответил мой муж, – потому что это его страна».
Султан вспоминал этот визит, когда рассказывал, что мой муж дал ему бескорыстный совет, который убедил его в дружелюбии Соединенных Штатов. Его готовность помочь стала известна во всем Марокко, и многие люди говорили мне, что уверенность в дружбе со стороны США стала своего рода вехой в марокканской кампании за независимость.
Через несколько дней после нашей беседы с султаном я стала свидетельницей очередной необычной демонстрации дружбы народов, когда мы посетили Марракеш и район у подножия Атласских гор. В один из дней незадолго до полудня мы выехали из Марракеша на трех автомобилях. Сельская местность была иссушенной и пыльной, а дороги порой представляли собой простые колеи из грязи. Выезжая из города, мы миновали большое скопление из примерно двухсот верблюдов, а позже наткнулись на колодец, вокруг которого медленно ходил вол, черпая воду для орошения пустынных полей. Преодолевая холмы, мы увидели чудесный пейзаж в виде маленькой деревушки под названием Демнат, которая располагалась на вершине холма за сухой коричневой равниной, за которой возвышались горы.
По дороге нам встретилось несколько путников, некоторые гнали небольшие стада овец сквозь клубящиеся облака пыли, пока мы ехали в резиденцию каида[16], расположенную на некотором расстоянии от Демната. Нас приветствовали высокопоставленные городские чиновники, а каид организовал обычное арабское пиршество: большие блюда с рисом, бараниной и сладостями, которые нужно есть пальцами.
После праздника чиновники Демната проводили нас через равнину в древний обнесенный стеной город, один из старейших в Марокко, датируемый X веком. Путь представлял собой неровную грунтовую дорогу, с которой летела густая пыль, солнце припекало, но у главных ворот города собралась большая восторженная толпа.
«Добро пожаловать! – закричали они, когда подъезжал наш автомобиль. – Добро пожаловать!»
Еще больше меня впечатлил тот факт, что они соорудили подобие американского флага, повесив его над воротами, и табличку с надписью: «Мы всегда будем помнить президента Рузвельта!»
Чем больше я путешествовала по всему миру, тем больше понимала, насколько важно для американцев видеть другие народы мира понимающими глазами, ведь благодаря современным средствам связи и транспорта они становятся все более близкими нашими соседями. И все же, чем больше я путешествовала, тем больше радовалась тому, что родилась в Соединенных Штатах, где существует концепция свободы и возможностей роста для людей любого статуса. Также я чувствовала огромную ответственность, которая легла на наш народ. Мир ждет, чтобы мы взяли на себя роль лидера почти на каждом этапе развития жизни людей по всей планете.
Но лидерство – это суровая, требовательная роль. Ни один человек и ни одно государство не может стать руководителем, не заслужив этого права. Во время визита в Советский Союз в 1957 году меня до глубины души впечатлили – и почти напугали – многие вещи, которые показали, насколько усердно мы должны работать, если хотим сохранить позицию мирового лидера.
Глава 37
В Стране Советов
Я часто пишу об удовольствии, которое мне приносило посещение многих восхитительных мест по всему миру, включая полицейское государство Югославию. Я бы не хотела жить в Югославии, как и любой, кто ценит свободу личности. Но, думаю, если бы мне пришлось жить в Советской России, я бы умерла. В 1957 году я путешествовала по этой стране почти месяц. Когда я приехала в Москву, сталинская диктатура сменилась менее страшной – по крайней мере, в теории – диктатурой Никиты Сергеевича Хрущева, но люди все еще жили под присмотром системы наблюдения, которая не могла не вызывать чувство тревоги, а действующая власть до сих пор казалась мне стальным кулаком, нависшим над народом.
Моя поездка в Советский Союз была одной из самых важных, самых интересных и самых информативных в моей жизни. Я пыталась понять, что происходит в России, глядя на страну глазами русских, и если все мы, жители свободного мира, не посмотрим на Советский Союз с этой точки зрения, то будем катастрофически обманывать себя. Я вспомнила, что всего сорок лет назад эта огромная масса людей состояла в основном из крестьян, живущих в домах с земляными полами, а в зимние месяцы, бывало, и с парой сельскохозяйственных животных на кухне. Они были неграмотны. Они были угнетены. Они боялись, что их захватят немцы, и много лет их связывала готовность защищать свою родину, какой бы тяжелой ни была их жизнь.
Нельзя забывать об этом, глядя на современную Россию. Я взглянула и испугалась. Я боялась не коммунистической власти или философии, не страшных ракет или водородных бомб. Я боялась того, что мы не поймем природу Русской революции, которая продолжается и по сей день, и того, что она значит для мира. Если мы не поймем, то не сможем защитить мировую демократию, независимо от того, какие ракеты, земные спутники или атомные военные корабли произведем. Поэтому я хочу подробнее объяснить, чего так испугалась.
Должна начать свой рассказ с весны 1957 года, когда Дороти Шифф, издательница и владелица «Нью-Йорк пост», пригласила меня на обед и задала вопрос: «Не хотели бы вы поехать в Китай и написать серию статей для “Поста”?»
«Конечно, хотела бы», – ответила я.
«Тогда подайте заявление на визу в Госдепартамент, а я займусь другими приготовлениями».
Я подала заявление в Госдепартамент, и мне отказали в визе. Тогда я очень разозлилась. Позже мое раздражение немного поутихло. Департамент обязан поддерживать получателей виз и обеспечивать защиту граждан, выезжающих за границу по своим паспортам, поэтому я сочла, что они имеют право указать на невозможность охраны для американцев, которые отправляются в коммунистический Китай. Однако мне показалось, что департамент мог бы заявить, что журналисты могут поехать в Китай на этих условиях, если китайское правительство разрешит им въезд. В любом случае, я не получила визу в Китай, и миссис Шифф спросила, не поеду ли я вместо этого в Россию.
«Да, – ответила я, – но я не смогу этого сделать до сентября, и мне хотелось бы взять с собой свою секретаршу, мисс Корр, и доктора Гуревича. Он говорит по-русски, а его познания в области медицины очень пригодятся при исследовании условий жизни в стране».
Потребовалось три месяца, чтобы наши визы одобрила
