ты знаешь, что мой остров называют белым? – спросил удивленный Эркин – хан.
– У Цезаря прочел,– ответил Абу Али.
– У кого?
–У Гая Юлия.
–У кого, Какого Гая ??
– Одного из двенадцати Цезарей правителей Рима,– пояснил Абу Али.
– Мы не знакомы с ним, – ответил гордо Эркин-хан.
–Мы осведомлены и об этом тоже,– сказал Абу Али.
– Я иду, мои люди осмотрят твой неф, – угрожающе сказал Эркин – хан.
– Я вижу, что тебе бесполезно что-либо говорить, но я скажу еще раз, не делай этого,– ответил Абу Али.
В ответ на призыв не совершать ошибку, Эркин-хан лишь взмахнул рукой в сторону расшивы и десять вооруженных мужей, одетых в черные одежды, молча пошли на расшиву. Двигались они: грациозно, плавно почти бесшумно, но в их походке скрывалась смертельная угроза все тем, кто осмелился бы встать у них на пути.
Увидя движение десятка в сторону расшивы Бильге – хан обомлел от самоуверенности посла. По закону он должен был всячески помогать любому, кто предъявил бы ему тамгу-пайзцу. Взмах его руки и его сотня двинулась бы на расшиву, попутно разоружая посла. Но Бильге был так поражен, что стоял в растерянности, опустив руки. Его сотня стояла так же молча, наблюдала за десятком в черных одеждах, осмелившихся нарушить Ясу. Десяток воспользовавшись всеобщим замешательством меж тем, молча вошел под полог. Эркин – хан, что бы рассмотреть как его люди исполняют его приказ, подошел к сходнями почти в плотную. Он вытянул шею, всматриваясь под полог расшивы. Глядя на него половина сотни Бильге хана и Кулун бек на лошадке с двумя уланами, подошли вплотную к сходням. Все молчали. Когда молчание и ожидание стали невыносимыми и самые нетерпеливые уже пытались взойти на сходни, голос с расшивы объявил,
–Не жди напрасно своих убийц Эркин хан, и ты третий исмаилитский Даи159 посланный самим Старцем Ала ад-дин Муххамадом для убийств, не жди их. Они пришли к тому чему стремились. Они мертвы и волны великой реки Итиль уже несут их в небытие.
Все стоящие на берегу посмотрели на реку, там по течению, словно грязные чернильные пятна, медленно плыли десять тел в черном. Эркин хан и тот, кого Абу Али назвал третьим Исмаилитским Даи, с удивлением смотрели в сторону расшивы. Десяток обученных убийц, каждый из которых стоил десятка воинов, сгинули беззвучно под пологом расшивы. Быстрота, с которой было совершенно десять убийств, заставили Эркин-хана призадуматься. У него в услужении теперь оставалось только три воина – убийцы, а его задание так и не было выполнено. Посольство, отправленное монголами с Евфрата в поисках друзей, было еще им не найдено, и не уничтожено. Кроме того не был исполнен его личный обет, данный им святому Георгию, согласно, которому безродный Илая – посол монгол должен был быть убит за неравный брак с дамой королевских кровей, чью красоту воспевали все трубадуры Гиени. Страх не выполнить свой обет заставил его отойти от сходен. Его же спутник тот, кого назвали третьим, остался на месте, его лицо побелело, а губы задрожали от гнева.
Срываясь на крик, он произнес,
– Я узнал тебя Аршакид, как не скрывайся под пологом, ты не уйдешь от меня.
– Я тоже узнал тебя, но имя твоего предка я не знаю, и никто не знает, а ты не помнишь. Вы живете ненавистью к людям и отрекаетесь от всего людского ради службы своему старцу. Вы не любите жизнь. И я не ухожу, напротив я жду тебя здесь на палубе. Поднимайся, прогуляемся, в знак своих честных намерений я подниму полог.
С последними словами Абу Али, полог дрогнул и поднялся наверх. Всем стоящим на берегу стала видна палуба и десять лежащих гребцов, смотрящих, немигающими глазами в небо.
–Вот плата за неповиновение вали старца,– прокричал третий.
– Нет, это плата за жизнь, которую они любили. Они не пожалели себя, ради любви к жизни, а не к старцу, но ты не поймешь этого, как не понимаешь красоту женщины и любовь, Я пониманию так жить как ты нельзя, смерть для тебя счастье. Ну, иди смелее, меч Рустама еще хорошо лежит в моей руке. Иди не бойся, я убью тебя быстро под музыку.
С этими словами Абу Али вытащил из коричневых ножен клинок. Перекрестие меча было украшено тонкой вязью, среди которой угадывалась надпись на греческом, Рустем Шах. Его противник не заставил долго ждать, но его оружие выглядело странным, два урака160 на удлиненных ручках. Издали Третий был похож на богомола, медленно готовящегося поймать добычу.
–Смешно,– сказал Абу Али, потом он взмахнул рукой, и музыканты на дойре отбили дробь. Третий, взойдя на палубу, сразу выбросил вперед руки, два лезвия со свистом рассекли воздух возле плеча Абу Али.
–Ну, что ж ты первый нанес удар, и я тебе отвечу. Сказав это, он безбоязненно повернулся спиной к противнику, опустил меч вниз, и, прислушавшись к ритму, отбиваемому на дойре, он медленно поднял меч вверх над головой, и одновременно поворачиваясь к противнику, стоящему наизготовку. Потом, с первым громким ударом дойры, он резко опустил меч вниз и потом снова повел его наверх, словно рисовал букву «Х» на большом холсте. Абу Али нарисовал букву два раза, на третий богомол опустился на колени с проломленной головой, а Абу Али по инерции прошел ещё три шага. Потом он воткнул меч в настил и сказал,
–Шершень всегда отобедает богомолом.
Все молчали, не зная, что сказать и, что делать. Монголы был поражены, они не привыкли к такому. То, что они увидели, не укладывалось у них в головах. Два батыра подрались не из-за скота или же невесты. И подрались батыры до смерти. Но не до той случайной смерти, которая всегда подстерегает батыра в бою, а именно до той смерти, что была холоднокровным убийством, и не приносило чести воинам. Хотя батыры и дрались один на один, но что-то мешало им всем признать этот бой праведным. Первым опомнился Эркин – хан, увидя бесславный конец своих людей на расшиве, он принял решение проникнуть на расшиву другим путем, через неф стоящий недалеко в шагах шестидесяти от расшивы. Он прокричал.
– Вот божий суд не пускает вашего хана на расшиву потому, что великий хан дал тамгу этому сотнику. А наш хан не понял этого, потому что был, околдовал шаманом, сидящим на соседнем судне. Нам надо снять чары с Бильге – хана и произвести божий суд с шаманом.
Бильге не
