снова двигались вперед; иной раз странствие продолжалось под градом пуль. Тревожно спрашивали у возвращающихся из боя красногвардейцев:
— Где наш отец?
И если ответом было: «Отец остался там»,— жена бралась за вожжи. Ехала повозка, а и ней немного провизии, постельные принадлежности, какая-нибудь ценная вещь из дому да безутешное горе вдовы и сирот. И вперед вела единственная надежда избежать смерти: пробиться в Россию.
И так кочевал этот сермяжно-саржевый народ дорогами поражений. Он попробовал было возроптать на свою судьбу, и вот судьба била его, как боги вообще имеют обыкновение поступать с теми, кто бросает им вызов.
Теперь они были одни. Дантоны, Робеспьеры, Мараты, Бабёфы — все вдруг исчезли. Остались Коскела, Леписто, Сало, Куоппамэки, Лахтинен, Руотиала.
И пыль весенних дорог клубилась над караваном отчаяния,
С красными, опухшими глазами, со стертыми ногами, весь обросший длинной щетиной бороды, шел Аксели, ведя под уздцы своего коня, на котором сидели верхом два маленьких мальчугана. Глаза его бездумно скользили по валяющимся в пыли под ногами рыбинам, которые кто-то сбросил с повозки как лишний балласт.
Они не успели выйти на дорогу, по которой предполагали прорваться на восток, и теперь им приходилось идти в обход на север. На востоке шедшие перед ними колонны были остановлены огнем немцев.
Упоминались приходы, названия которых Аксели слышал в детстве от Викки Кивиоя: Хаухо, Туулос, Ламми. Когда-то у Викки была даже телега из Хаухо.
За одной из повозок раздавался смех Ауне Леппэнен. Там же слышались голоса Валенти, Оску, Элиаса и Ууно. Элма шла в той же группе, но ее никогда не было слышно. Как-то раз ночью, на привале, Аксели увидел, что она, спрятавшись за телегой, плачет,
— Что с тобой?
— Ничего.
— Ну, ты же ревешь-то не для удовольствия.
— Какого дьявола тебе дались мои слезы? Пропади ты пропадом. Неужели я не могу пореветь, когда хочу.
И, разозлясь, она ушла прочь. Она была в больших мужских брюках, зад которых колыхался на ходу, как обвисший парус. А на мосту Алветтула Элма взяла винтовку и попросила показать, как из нее стреляют. Ей показали, но потренироваться в стрельбе она не успела.
Смех Ауне и разговоры парней неясно долетали до Аксели сквозь стук тележных колес и цокот копыт. Он бодрствовал, казалось, только наполовину. Сознание было словно притушено. Оно теплилось лишь настолько, чтоб не прекращалась машинальная ходьба. Ему приходилось спать меньше, чем всем остальным. Во время привалов у него было полно забот. Собственно, на марше он даже отдыхал, так как тут надо было только идти.
До дремотного сознания донеслись выстрелы. Сначала он не обратил на них внимания, но, так как стрельба не прекращалась, он стал прислушиваться и, определив, откуда стреляют, проснулся совсем. Перестрелка шла, может быть, в трех километрах впереди.
Люди на повозках стали спрашивать:
— Что это... Опять дорога перекрыта? Неужели никто ничего не знает?
Колонна еще продолжала двигаться, но вскоре стали возникать заторы все более долгие и наконец, дорогу вовсе заклинило. Аксели снял ребятишек с седла, велел им идти к своим, а сам поскакал по обочине вперед, туда, где слышалась перестрелка. Стрельба постепенно затихала, и вот уже только время от времени раздавались отдельные выстрелы. Он спрашивал встречных, но получал очень неопределенные ответы. Потом он увидел всадника, который кричал на скаку:
— Мужчины вперед... там дорога перекрыта... Немцы впереди... Где командиры...
Еще дальше он услышал новые вести:
— Там ужас что творится... детские трупы валяются на дороге.
Аксели проехал еще немного вперед, затем, опасаясь шальной пули, привязал коня у дерева и попросил одного человека покараулить его, чтобы кто-нибудь не взял. Пригибаясь, он пошел по обочине дороги и вышел на опушку леса. Дальше открывались поля, и за ними виднелась деревня. Передовая часть колонны откатилась назад, но на шоссе остались разбросанные повозки и убитые лошади. Между повозками действительно видны были трупы женщин и детей.
— Есть тут командиры?
— Мы не знаем. Наш командир остался там...
Наконец нашлись какие-то командиры, которые начали собирать бойцов, приходивших из тыла. Аксели пошел за своей ротой. Конь был на месте, и, вскочив на него, Аксели поскакал обратно по тесной обочине дороги.
— Что там такое?.. Неужто лахтари?
Вопросы так и сыпались, но отвечать было некогда. Разыскав свою роту, он приказал командирам взводов принести людей в боевую готовность.
— И каждый, кто может стрелять из винтовки...
Оску стоял на дороге, с винтовкой на плече и с краюхой хлеба в руке, и командовал пентинкулмовцам построиться по двое — беспечный и бесшабашный Оску, который даже вдов и сирот в колонне умел рассмешить. Впрочем, ребятишки в колонне на километр в ту и в другую сторону знали его потому, что он стащил в Хэмеенлинна целую банку карамельной начинки и теперь раздавал ее малышам равными порциями на щепочках из свежей дранки, найденной в каком-то сарае.
В этом походе они научились строиться быстро. Каждый брал с воза свою винтовку, патроны да кусок хлеба. Ни ропота, ни лишних вопросов.
Ууно Лаурила стал в строй одним из первых. Молча, с цигаркой в уголке рта, презрительно смотрел он, как другие еще возились. Валенти Леппэнен хлопотал у повозок вовсе без толку, а потом, озабоченно бормоча что-то, пошел куда-то в сторону, подальше от Оску. Но Оску крикнул:
— Валенти, тоже становись в строй.
— У меня и ружья нет.
— На возу есть винтовки. Можешь взять хоть две.
Растерянно и смущенно Валенти достал с повозки винтовку. Аксели заметил это и приказал:
— Валенти останется караулить обоз... Проследишь, чтобы никто не отстал, когда двинемся дальше.
В походе он часто жалел Валенти. Спасибо, Ауне еще заботилась о брате, а то бы он куска хлеба не получил. Хотя надо было беречь лошадей, Аксели разрешил Валенти ехать в повозке, потому что после первого же дня марша парень натер огромные волдыри на ногах. Дрожа от холода, боясь испачкать свой костюм, Валенти на привалах обычно сидел, примостясь на корточках под каким-нибудь деревом, смиренно страдая от собственной беспомощности. Порой он доставал из кармана бумагу и карандаш.
— Сейчас пришло в голову... Едва ли что-нибудь из этого получится... но запишу все-таки на бумагу.
Услыхав приказ Аксели, он с облегчением хотел было положить винтовку обратно в повозку, но тут Элма взяла ее у него.
— Давай сюда... Я пойду... Идите и вы, девчата...
Вскинув винтовку на плечо, она подошла к построенному колонной взводу, но стала
