Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 157
И я с ним шлялась пять дней подряд после Tramps. Разъезжали по городу, ходили по гостям, ездили в Гарлем искать пластиночные магазины. Помню, на пятый день, когда у меня уже все мелькало перед глазами, мы пошли, кажется, домой к Мику — Мик закатил грандиозную гулянку. Мои модельные дела тогда были на пике, я часто светилась на обложке Vogue, но все равно не любила светские сборища, а у Мика подобрался практически звездный список, и я сказала Киту, что мне, наверное, пора домой, нагулялась. После этого он продолжил жить своей обычной жизнью вроде как, да и я тоже.
А дальше я уехала на Статен-Айленд, чтобы провести Новый год с семьей. И я помню, как после полуночи прыгнула в машину и понеслась со всей скорости в свою городскую квартиру, а там кровь на лестнице по пути до моей квартиры. Он меня ждал, привалившись к двери. Не знаю, что он сделал — порезал ногу, что ли. Моя квартира была на углу Пятой авеню и Одиннадцатой улицы. И по-моему, он тогда работал на Восьмой улице. Мы, наверное, договорились, что там встретимся. Было очень трогательно.
Он решил, что мы устроимся в отеле Carlisle. И я помню, что Кит все сделал так, как надо: подсветку, повесил занавески, накинул на светильники красивые платки. Кроватей там было две, односпальных. Секс не играл большой роли. Секс был, но как-то совсем не сразу, постепенно. С другой стороны, у меня полные коробки любовных писем от него, с самого первого дня. Он иногда делал рисунки кровью. И я до сих пор каждый раз жду эти его записочки. Они у него очень трогательные и очень остроумные.
Все это первое время было очень классно. Но потом люди начали бить тревогу. Кит появлялся и исчезал, оставлял меня среди ночи и укатывал обратно на Лонг-Айленд. У тебя семья? У тебя семья на Лонг-Айленде, у тебя ребенок там? Это мне сильно ездило по нервам. Я не знала, что у него есть Анита, и уж точно не знала, что у него тогда была подружка по имени Лил Вергилис. Парень зовет меня на вечеринку, я исхожу из того, что у него никого нет. Я была не в курсе всех этих вещей, этого его прошлого. Помню, просто чувствовалось, что человеку негде приткнуться. Всякие люди начали меня учить, что я не так делаю, что я не так говорю. Ой, не готовь Киту такую яичницу, это ему не говори, то ему не делай. Очень странно все это было слушать. А потом мои родители начали получать всякие ужасные письма про Кита и забеспокоились, но они всегда мне доверяли, знали, что я сама разберусь. Я отдала ему ключи от квартиры и уехала в Париж работать на несколько недель. И все время спрашивала себя: интересно, у меня с ним правда что-то серьезное? Мне очень хотелось с ним встречаться, он мне очень нравился. И я прямо обрадовалась, когда он позвонил мне в Париж и спросил: когда ты возвращаешься? А где-то в марте 1980-го я уехала в Калифорнию и начала сниматься у Питера Богдановича. Но это было безумие: поддерживать отношения с Китом и одновременно впервые пробовать профессионально заниматься актерством. Причем даже Богданович написал письмо моим родителям с предупреждениями насчет Кита, о чем, я думаю, он теперь сожалеет.
Если даже я ничего особенно не знала про Кита, то мое лютеранское семейство со Статен-Айленда знало еще меньше. Мои братья с сестрами выросли в другие 1960-е — в 1960-е Дорис Дэй. Мои старшие сестры ходили с «ульями» на головах, делали французскую складку[171]. Эпоха хиппи прошла мимо них. Кажется, братья пробовали марихуану, но я не думаю, что хоть кто-то в семье хоть как-то увлекался наркотиками. Хотя они и не трезвенники, даже близко. У них всех есть свои проблемы — мы народ сильно пьющий. В общем, когда Кит наконец приехал к нам домой представляться на день Благодарения, осенью 1980-го, это была катастрофа.
Когда я в первый раз поехал на Статен-Айленд знакомиться с семьей Патти, я уже сколько-то дней болтался без сна. У меня была в руке бутылка водки или Jack Daniel’s, я думал, просто завалюсь с ней в дом, ля-ля-ля-ля, типа, не собираюсь вам врать, вот ваш будущий зять. Я, конечно, тогда сильно оборзел. Притащил с собой князя Клоссовски, Стэша. Далеко не лучшая группа поддержки, но мне нужно было их чем-то обаять, и я почему-то решил, что привести к ним домой князя — это будет идеальное прикрытие. Настоящий живой князь. А то, что он был настоящий живой говнюк, как-то меня не волновало. Мне был нужен свой человек рядом. Я знал, что мы с Патти так и так будем вместе, и вопрос стоял только о том, чтобы получить благословение семейства, потому что это сильно облегчило бы Патти жизнь.
Я вытащил гитару, выдал им порцию Malaguena. Malaguena! Ничто с ней не сравнится. Проведет тебя куда угодно. Играешь им эту вещь, и они начинают думать, что ты какой-то охуенный гений. В общем, я изобразил им эту красоту и решил, что по крайней мере все женщины теперь на моей стороне Они приготовили очень недурной ужин, мы знай себе наворачивали, и все было очень чинно. Но для Большого Эла, Паттиного отца, я выглядел немножко диковато. Он был водитель автобуса со Статен-Айленда, а я был «международная поп-звезда. И они завели разговор про это — как это быть «поп-звездой». Я сказал: а, бог с ним, это все ненастоящее — и все в таком духе. Стэш может об этом рассказать. Он все лучше помнит, потому что я к тому моменту уже ужрался. Он вспоминает, что один из братьев спросил: «Ну хорошо, а ты как всем дуришь голову?» Помню, что резко почувствовал себя как на допросе. Стэш особенно хорошо запомнил, что одна из Паттнных сестер сказала что-то типа: «Кажется, ты слишком пьяный, чтоб это играть». И тогда — бац! — меня переклинило. Я им сказал, типа, ну все, хватит. И саданул гитарой об стол, вдребезги. Это надо было еще силу вложить. А дальше могло обернуться как угодно. Меня могли навсегда отлучить от дома, но потрясающая особенность этого семейства — они вообще не оскорбились. Немного оторопели, может быть, но на той стадии все уже как следует приложились. На следующий день я просил прощения практически на коленях. Что касается папаши, старика Большого Эла — классный мужик, — по-моему, он как минимум увидел, что я не тушуюсь, и ему это скорее понравилось. В войну он служил инженером при строительном батальоне ВМФ на Алеутских островах. Его послали строить взлетную полосу, но в результате пришлось биться с японцами, потому что там больше было некому. Потом, уже в нужный момент, я зазвал Большого Эла скатать партию в бильярд в его любимом местном баре и сделал вид, что он меня перепил, как щенка. «Сделал я тебя, сынок!» — «Да уж, сэр, это точно». Но кто в этом семействе был верховный суд — это Беатрис, Паттина мама. Она всегда была за меня, и мы с ней потом прекрасно проводили время.
Вот как все это выглядело глазами Патти — день, когда она представила меня своей семье.
Патти Хансен: Я только помню, как сидела сверху и рыдала, когда случилась эта фигня. Что-то, наверное, произошло до того, потому что меня не было с ними за столом, когда это произошло. Я, наверное, увидела, что он пошел вразнос, и мне просто захотелось сбежать, забиться в норку. Вот тебе и праздничный ужин. Кто-то что-то сказал, и гитара полетела через стол, где сидели родители. Я не знаю что на него нашло. Он ни с того ни с сего превратился в такую рок-звезду — из нас никто раньше с таким людьми и близко не бывал. И моя мама говорит: Патти, что-то случилось, это ненормально. Я знала, что они очень перепугались и очень беспокоились за меня. У меня отец — водитель автобуса, он вообще тихий человек, и как раз тогда отходил после сердечного приступа, плюс он в первый раз увидел Кита — в этой его кожаной куртке, ноги-спички. А я их младшенькая, седьмой ребенок в семье. Бог знает, чего там Киту ударило в голову, но в основном это все были депрессанты и алкоголь, и я помню, как рыдала на ступеньках, а он плакал, уткнувшись мне в руки, и все мои это наблюдали. Они не привыкли к таким бурным сценам. Но они прекрасно справились с ситуацией. У нас там и другая родня была, мои сестры и даже какие-то соседи. Дом был всегда полон. А дальше, помню, мама держит меня и говорит, что Кит будет обо мне заботиться, что все нормально, он хороший парень. И Кит потом смертельно переживал из-за того, что устроил. Он страшно раскаивался и передал маме такую трогательную записку, писал что ему очень стыдно за свое поведение. Не знаю, как она могла поверить ему после такого, но она поверила. В общем, оставаться со всеми мне было никак, так что я пошла за ним и села в машину. И им, наверное, было ужасно думать, что я сажусь в машину к этому бешеному. Мои остальные братья в тот раз не приехали из Калифорнии, так что с ними Кит выяснял отношения потом. А передо мной бил себя кулаком в грудь: «Патти, выбирай: или я , или они». Я сказала: я тебя выбираю! Он всегда меня так испытывал, для верности.
Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 157
