до нашего дела время?!
— Пусть так. Но Орлов ее бывший фаворит, ему много чего дозволено. А вот твое имя по всей столице пятнать будут! — выпалил Владимир.
— И что? Мне все равно. У меня деньжищ столько, что стерпят. А кому надобно, придет и будет еще денег просить у меня и не побрезгует, поверь.
— Хорошо, ты не боишься гнева императрицы и слухов. Но как же церковь? Думаешь, будут попы спокойно смотреть на твой содомский грех?
— Ох уж эти у меня вот где, — как-то нагло ухмыльнулся Илья, показывая кулак. — За мои пожертвования они даже не посмеют осуждать меня. Знаю это прекрасно.
— Вот как? Что ж, — глухо произнес Владимир и нахмурился. — Однако вот что я скажу тебе, братец. Я все выяснил у господина Чукорова. И если ты будешь упорствовать в отношении Даши, я заберу свою четверть наследства завтра же!
— И что ж? — отозвался Теплов, прекрасно понимая, что половина денег Владимира теперь вложена в новые предприятия, и отдать он их сможет только через два года, нарастив свои прибыли в два или в три раза.
— Что ж? Не думай, что я ничего не знаю, — продолжал со знанием дела Владимир. — Если я заберу свою долю, твои два завода встанут от недостатка денежных средств. И закроются вмиг.
— Не встанут, выкручусь. Денег в банке возьму, — процедил Илья.
— И переплатишь втридорога!
— И что ж? Не твоего ума дело. Давай забирай все свое. Только знай, что и ты прибыли лишишься. А через два года получил бы вдвое больше, чем сейчас имеешь. И учти, что, если заберешь свою часть наследства батюшки, я после этого тебя видеть здесь не пожелаю. Свой дом строй или покупай, раз так ведешь себя! — обиженно буркнул Илья и упорно поджал губы.
— Ты сам вынудил меня, Илья, — уже более спокойно заметил Владимир. — Отступись от Даши, и я спокоен буду и ничего от тебя не потребую.
— Нет, — сказал Илья. — Мы тайно обвенчаемся с Дарёной — и делу конец.
— И что это даст? Вы же никогда не сможете открыто быть вместе.
— Пусть так. Все ж лучше, чем совсем без нее. А без нее мне никак, пойми, брат, — прошептал Илья с горечью.
— Нет, не понять мне этих твоих гнусных, невозможных доводов. Не поверю, что не можешь ты перебороть себя.
— Пробовал я, пробовал, Вальдемар. Что ж ты думаешь, я не пытался забыть о ней? — произнес Илья трагично и отошел к окну. Оперевшись лбом о холодное стекло, Илья добавил: — Только подумаю о ней, аж в жар бросает. Люба она мне, сил нет.
— Я не хотел говорить о том, Илья, но, видимо, другого выхода нет, — начал глухо через силу Владимир. — Раз это последнее, что осталось. Придется мне рапорт в военную коллегию направить о том, что ты приказ не исполнил тогда, в июле, под Арабатом, и в бой с турками не вступил. За это с тебя не только Георгиевский крест снимут, но и разжалуют не менее чем на три чина.
— Что?! — прорычал хрипло Илья и стремительно обернулся к брату. — Ты же знаешь, отчего я тогда не подчинился приказу. Знаешь! Моих парней всего сотня была, да и то треть уже подбитых. А турок под тысячу. Это только штабные генералы, пороха не нюхая, могут такие приказы отдавать — взять высоту любой ценой! А какой ценой? Я могу еще понять вдвое или трое больше турок, чем нас. Было так не раз, и мы, не раздумывая, бросались в бой. Один раз и в четверо превосходил враг, и ничего, выстояли. Но в десять раз — это приговор! Все бы там полегли! Я не мог просто так, как баранов, на бойню своих парней отправить! Ты же знаешь это! Я тогда тебе как брату все рассказал. Да к тому же твой корпус через два дня к нам в подкрепление прислали. И мы вместе взяли эту злосчастную крепость! Какая же разница, на два дня раньше или позже? Зато большая часть моих людей выжила!
— Я-то это все понимаю. А вот командование вряд ли поймет.
— Не смей угрожать мне этим! — выпалил Илья яростно. Владимир побледнел и осознал, что наконец нашел, чем можно остановить Илью.
— Я не угрожаю, а предупреждаю. Если немедленно не оставишь сестрицу в покое, напишу о тебе рапорт в коллегию. И точно дело на тебя заведут. А если вести твое дело поручат, к примеру, генералу Неверову, то тебя не то что в прапорщики разжалуют, в крепость за неисполнение приказа упекут.
— Ты не посмеешь, — пролепетал ошарашено Илья, прекрасно понимая, что грозит ему, если правда всплывет наружу.
— Посмею, клянусь!
Илья долго молчал и лишь через пару минут тихо просяще произнес:
— Володя, зачем ты так со мной? Я же тебе сказал, люблю я Дарёну. Жить без нее мне в тягость. Ты пойми меня, братец. Не смогу я без нее!
— Сможешь, если захочешь, — отрезал жестко Владимир. — Мужик ты или нет? Возьми себя в руки и забудь ее. Не стоят эти твои страсти того, чтобы Дашу губить.
— Братец, — начал Илья.
— Все, Илья. Я сказал свое слово. Или Даша и трибунал, или ни слова не скажу. Выбирай!
Старший Теплов долго молчал и пронзительно, трагично смотрел на брата. И через какое-то время выдохнул:
— Ненавижу! Лучше бы ты вообще не возвращался!
— Я рад, что ты понял меня, Илья, — заметил Владимир. По злому ненормальному взгляду Ильи он понял, что ему удалось выиграть битву за Дашу. Владимир мрачно улыбнулся старшему брату и сказал: — Спокойной ночи.
И быстро вышел из спальни. А Илья схватился за виски и глухо зарычал, словно раненый зверь, понимая, что военного позора, бесчестья и клейма труса, который не исполнил приказ командования, а это будет выставлено именно так, ему не пережить.
Глава IX. Муки души
Оправив непослушный завиток на затылке, Даша еще раз оглядела свое отражение в зеркале и довольно кивнула. Отчего-то она ощутила неприятный будоражащий взор сбоку и невольно повернула голову. Фёкла, как и обычно, глядела на нее хмурым злым взглядом. Даше не нравилась эта девица. Когда Фёкла
