на холодавшие, усилившиеся осенние ветра.
А осень кончалась стремительно, приближался день рождения Хелены, и, воодушевлённый успехами, Эдвард заикнулся про весёлую вечеринку, даже не бал — например, в Летнем. Ответ застал его врасплох. «Я не праздную» — коротко и холодно. Лицо её застыло, взгляд потемнел. Эдвард понял, что сказал что-то не то, а позже — через пару часов — ударил себя по лбу. Ну конечно! Как он мог не понять сразу?
Но, несмотря на то что он услышал Хелену и даже понял её, это было выше — или ниже? — его сил не подарить ей что-то. В день рождения, который мог бы стать для Эдварда худшим, хватило одного Джонатана, чтобы всё раскрасить, чтобы разогнать тоску. И Эдвард хотел сделать подобное для Хелены, и не нужны были ни балы, ни приёмы, ничто и никто — кроме него.
Только когда важный день наступил, всё пошло не так. На обед, который они обычно проводили вместе, Хелена не вышла. Когда он постучал в её комнату, служанка, проходящая мимо, извинилась и сказала, что её высочества сейчас нет. Поиски ни к чему не привели, и Эдвард неприкаянно бродил по замку, не зная, куда себя деть. В руках он сжимал тонкую бархатную коробочку.
— Что-то случилось, сэр Керрелл?
Эдвард вздрогнул от неожиданности и поднял глаза на сэра Рейверна. Тот смотрел, выгнув бровь, но глаза его, обычно холодно-колючие, как, кажется, у всех на Санарксе, смягчились и будто бы жалели Эдварда.
— Я ищу Хелену, — вздохнул он, пряча руки за спиной.
Сэр Рейверн понимающе кивнул. Сочувствие в его взгляде стало ещё более явным.
— Позвольте, я вам кое-что покажу.
Не успел Эдвард ничего сказать, как сэр Рейверн взял его под руку и повёл дальше по коридору. Они остановились у окна, и Эдвард, непонимающе взглянув на улицу, приоткрыл рот. Взгляд привлекла чернеющая фигурка вдалеке. Окружённая белоснежными силуэтами, она стояла в центре у мраморной статуи Гардиана Арта и не двигалась, только ветер вздымал полы чёрного плаща.
Эдвард отвёл взгляд.
— Ей плохо? — глухо спросил он. — Мне не стоит мешать?
— Наверно, не стоит. — Рейверн вздохнул. — Я никогда не пробовал. Никто не пробовал. Вряд ли ей нужен там кто-то ещё.
— Тогда… — Эдвард опустил глаза на зажатую в руке коробочку. — Тогда это подождёт до вечера.
Он посмотрел в окно ещё раз, сжал губы и ушёл, чувствуя, как Элжерн Рейверн следит за ним весь путь до угла.
* * *
Эдвард, как парализованный, сидел у себя в спальне. Голову разрывали мысли и сожаления, он постоянно возвращался к силуэту в мраморном парке, порывался броситься туда, разделить с Хеленой её скорбь, но вспоминал, что «вряд ли ей нужен там кто-то ещё», и оставался. А тело обращалось в камень, и каждое движение давалось тяжелее и тяжелее.
Оцепенение прошло, когда вечер заглянул в незакрытые окна. Эдвард пропустил ужин, но есть не хотел и сразу пошёл проверить, вернулась ли Хелена. Постучал — ответа не последовало, но Эдвард не ушёл — нажал на ручку. Было открыто. И пусто. Он ожидал найти Хелену здесь, может, она устала, уснула и поэтому не слышала. Он бы просто оставил подарок, как оставил цветы, но только холодный воздух царствовал в тёмной комнате.
Наверно, стоило уйти, но любопытство взяло верх, и Эдвард закрыл дверь изнутри. Создав бледный световой шар, он медленно пошёл по комнате. Ничего не трогал — только смотрел. На мебель из тёмного дерева, на обтянутые мягкой тканью подушки, на тяжёлые шторы и спокойный легкий тюль. Эдвард рассмотрел вазу с гербом Санаркса, хотел провести по её объёмным тонким узорам, но не стал: кто знает, может, она рассыплется, как роза в коридоре.
Эдвард прошёл мимо письменного столика, совсем не похожего на те, какие обычно стоят в кабинетах — широкие, громоздкие, со множеством ящиков. Этот был в половину меньше и уже, на витых изящных ножках и с узорами на углах. И главное — на нём почти ничего не было. Филипп всегда работал в диком бардаке, и никто, кроме него, не знал, что где лежит. У Хелены же всё лежало аккуратно: на одном краю стопка книг, на другом — ручки, кисти и карандаши в светлом стаканчике, а посередине — подложка, защищающая полированную поверхность от пятен и царапин. И из-под неё торчал уголок.
Эдвард, заинтригованный, оглянулся на дверь, помедлил — и поддел уголок. Из-под подложки он вытянул… рисунок. На плотной зернистой бумаге прозрачная акварель превращалась в замок, сделанный будто из стекла, на фоне тёмной безлунной ночи. Над замком чернели облака, а под ним — переливались оттенками голубого снежные сугробы. Эдвард поражённо разглядывал рисунок и только через несколько минут понял: он этот замок знал, просто тот выглядел совсем другим без цветных крыш и золотых деталей. А ещё на картинке он был не из стекла — изо льда.
Эдвард убрал лист на место — так же высунув уголок — и прошёл дальше, к высокому окну. Он отодвинул штору и вздохнул: вид открывался на мраморный парк, и тёмный силуэт всё ещё стоял среди белоснежных статуй. Эдвард грустно отвернулся, огляделся и упал в кресло. Световой шар погас. А Эдвард в одиночестве, в темноте уходящего дня остался ждать, пока случайно не задремал.
Хлопнула дверь. Он вздрогнул, распахнул глаза и столкнулся с возмущённым взглядом Хелены.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она, зажигая свет.
Эдвард вскочил.
— Я ждал тебя. Сэр Рейверн показал мне… — Эдвард запнулся не в состоянии подобрать верных слов и продолжил о другом: — Это не лучший способ провести день рождения.
Хелена мотнула головой, поджав губы, и скинула плащ.
— Это не твоё дело.
Резко, холодно. Она думала, что эти слова его спугнут, даже пожалела немного, но Эдвард не испугался — оказался рядом, взял за холодные руки и посмотрел в лицо. Её щёки покраснели от ветра, а в глазах читалась лёгкая растерянность.
— Может быть, — сказал Эдвард. — Но ты — моё дело. Я уже говорил. Я не хочу, чтобы ты мёрзла на улице в одиночестве, когда все должны восхвалять твоё имя.
— Они будут. В другие дни, — спокойно отозвалась Хелена, но глаза опустила.
— Конечно. Но мне ведь ты позволишь сделать для тебя кое-что сейчас?
Он улыбнулся с надеждой, и Хелена не смогла отказать.
Эдвард забрал с кресла тонкую продолговатую коробочку и, вернувшись, торжественно открыл крышку. Тонкая витиеватая цепочка на бархатной подушечке блеснула в тусклом свете шаров.
Хелена смотрела на неё, заворожённая. Дрожащими пальцами она дотронулась
