страницы, ведь книгу Коненкова он нигде не нашел.
Но если за ним охотится Зубарь, то почему прибегает к таким дешевым трюкам? Или давит на психику?
Захар боялся, что дежурная заявит в милицию. Там могли задаться вопросом — почему покушались именно на Рычнева, а не на кого другого из экспедиции? И при желании будет нетрудно связать ночное исчезновение Рычнева в хуторе и убийство Костлявого.
Замученный до отупения страшными предположениями, Захар готов был кинуться за помощью к кому угодно.
Вот почему, когда Мешалкин участливо обратился к нему, Захар, не замечая, что плачет, поведал свою историю.
При упоминании Зубаря Герман отвел его подальше от людей. Но Захар быстро пришел в себя и отчужденно спросил, что надо постороннему.
Мешалкин уже догадался: Илья и бледнолицый как-то связаны друг с другом, и без утайки сказал об этом.
— Илья, такой… лохматый?
— Патлатый, — подтвердил Герман, предложив Захару пойти к нему.
По дороге Мешалкин купил съестного и, пока не приготовил яичницу с колбасой, ни о чем не спрашивал Захара. Тот, хотя и в расстройстве, ел все за милую душу.
Но когда Герман все же поинтересовался, с чего тому взбрело в голову переться в милицию, встал из-за стола.
— Кто тебе приказал следить за мной?
Герман успокоил Рычнева, упомянув о церкви в Журавской.
— Тебя сам Бог послал ко мне, — широко раскрыл глаза Захар. — Я молился в безысходности.
— Но покушались на тебя после молитвы.
— Они не остановятся ни перед чем… Они…
— По крайней мере один из них утром был здесь.
— Ты имеешь в виду Лохматого?.. Значит, он откололся от Зубаря, — приободрился Рычнев.
— Меня он почти убедил в этом.
— Зубарь… гад ползучий… на нем кровь.
Спотыкаясь на каждом слове от волнения, Захар без утайки рассказал, что произошло на озере.
Герман, много чего повидав на своем веку, старался не встречаться с ним взглядом, зная, что парню уже ничем не поможешь.
Укорил себя и за лишнее сочувствие чужому человеку. Беду Захара он не станет взваливать не себя.
Словно догадавшись, Захар нервно всхлипнул:
— Кроме милиции, мне негде искать защиты.
— Дурак! — отрезал Герман. — Головы своей не жалко.
— Почему?
— Кто с тобой там панькаться станет?
— Мне выбирать не из чего.
Желание не помочь, а отчитать взрослого несмышленыша завладело Германом.
— Зачем раньше времени самого себя сажать за решетку? Менты тебе только спасибо скажут.
— Я ни в чем не виноват, — жалобно отозвался Захар. — А накажут, так, наверное, не строго.
Герман заливисто рассмеялся.
— Ай да хохмач! «Не строго». Ты хоть представляешь, что такое тюрьма?.. Слушай сюда, кладоискатель, — посерьезнел Герман. — Один пацан за день до призыва в армию приструнил нахала. Тот собрал шоблу, и напали они на пацана. Отбиваясь, он пробил одному голову. А у «пострадавшего» папа — шишка… Вместо армии — колония.
— Бред какой-то.
— Бред в книжках для детей и юношества… Пацана воспитывала зона. Спустя много лет встретил он, горемычный, женщину. Обоим давно пора заводить семью. Она ему возьми и скажи между прочим: мол, я, дорогой, на той неделе сделала аборт. Он ее в сердцах хлоп ладошкой. Она на него заявление. Потом, правда, опомнилась. А он-то меченый. И отправили бедолагу лечить нервы, где делают это лучше всего.
— Но… не обязательно всё должно быть так.
Герман поразился, что собственная жизнь уместилась в коротком рассказике. Откуда же тогда берутся толстенные романы, напичканные вышибающими слезы страстями? Знать не про таких, как он, писаны они. И то верно, кто тебя станет уважать, когда свои «паханы» — и те презирают.
Он представил высокомерную ухмылку Зубаря, и отвращение комом встало в горле.
Кто таким дал право распоряжаться чужой судьбой!.. Они считают себя хозяевами и неотступны в этом убеждении. Их всесилие безмерно. И в стране, где все идет кувырком, такие на плаву. И ты не смей их ослушаться… Не то…
— Пошли они все… — вскипел Герман.
Захар, не поняв, кому адресовано ругательство, на всякий случай согласно кивнул.
Этот русоволосый крепкий человек внушал доверие. Он может знать или догадываться о планах Зубаря. Наконец, он более опытный.
— Гниды, — не мог успокоиться Мешалкин. — И ты молодой, умный, — окинул он горящим взором Захара, — дрожишь перед всякой мразью.
— Я один, — безутешно вздохнул Захар.
Герман перевел дыхание. Не надо уверять парня, что с этой минуты за него есть кому заступиться. Надо еще обдумать, как это лучше сделать. Заранее же обнадежить человека — не в его правилах.
— Ничего не утаил? — взыскательно спросил Герман.
— Не-е-т, — подался к нему Захар, признательно заглядывая в глаза.
Герман почувствовал неловкость. Дернуло его ввязаться. Но видно, по-другому нельзя.
— Почему бы тебе не уехать домой, — предложил Герман. — Можешь же ты заболеть.
— Там будет еще хуже. Приближается зима, темнеет рано. Они меня подстерегут и…
— До той поры много воды утечет. А здесь ты им просто мешаешь.
— Я им везде буду мешать.
Мешалкин стал убирать со стола, размышляя, как быть. Захар ему показался искренним, хотя и трусливым. Будь вместо него тертый и проворный, можно было бы и потягаться с Зубом. Но как говорится, чем богаты…
— Сделаем так, — решился Герман, — ты спрячешься в сарае. И чтобы ни случилось — не рыпайся, пока я сам не позову.
— Они должны быть здесь? — сообразил Рычнев.
— Визит вежливости. Как он, правда, закончится?..
— Ты рискуешь ради меня?
«Конечно, рискую», — мысленно ответил Герман.
— Я попытаюсь что-нибудь вытянуть из них. Во всяком случае Илья должен помочь, — настраивал Герман себя и Захара на благополучный исход.
— Случись драка, могу я тогда оповестить соседей?
— Разве что в самом крайнем случае, — не сдержал улыбки Герман, хотя сердце заныло в неясной тревоге.
— Я тебе так благодарен! — воскликнул Захар. — Ты первый человек, который…
— Ну иди, а то солнце садится, — засмущался Герман, показав на сарай. — Эти друзья, прежде чем сунуться, сначала все вынюхают пока светло.
— Спасибо, — не находил слов Захар.
— Постой, — остановил его Герман. — Ты же замерзнешь. Возьми хоть мой плащ.
«Добрый какой, — отчего-то насторожился Рычнев. — Возьмет да замкнет меня».
Но Герман не вышел из дому.
Накинув на дверь крючок, Захар споткнулся о плотницкий инвентарь, засыпанный стружками.
Сел на чурбачок против маленького окошка, набросив на плечи плащ.
Значит, все произойдет сегодняшней ночью, и ему остается лишь ждать. Конечно, он злоупотребил вниманием совсем незнакомого человека. Но кто посмеет бросить в тебя камень, если на кон поставлена жизнь.
В сарае быстро стемнело и выделялось лишь окошко.
Захару пришло в голову, что и его дальнейшая жизнь — такие же вот потемки.
На какую-то
