Но я не чувствую щеку. Сглатываю кровь. Чувствую, как режет глаза, как ручьем бегут слезы, при этом абсолютно лишаюсь контроля.
— Наигралась? — мрачно спрашивает мужик. — Тупая баба. Смазливая, но тупая. Ничего, я дурь выбью. Прочищу твою башку.
Сжимает пальцы в кулак. Ухмыляется, нависая надо мной. Замахивается.
Тихо. Почему так тихо? Мертвая тишина.
— Она не баба, — чертовски знакомый голос кажется игрой буйного воображения, ощущается, точно хлыст.
Мужик застывает.
— Эй…
— А вот ты баба, раз способен женщину ударить, — следует продолжение фразы ледяным тоном, а еще раздаются тяжелые шаги хищника, звучат все ближе и ближе. — Базарная баба.
— Не понял, — оборачивается. — Ты парень крутой. Согласен. Но эта стерва в Лютого палила. Сука долбанутая. Ее наказать надо. По всем порядкам так полагается.
— Не тебе решать, — ровно, но угрожающе.
— А кому? — напрягается. — Тебе? Разбирайся с Дудаевым, а я разделаюсь с девкой. Все по-честному. По понятиям.
— Нет, — как насмешка.
— Что значит нет? — рокочет.
— Я не люблю, когда обижают женщин.
Секунда. Всего одна секунда — и раздается хруст позвонков. Здоровенный мужик падает как подкошенный. Ему сворачивают шею. Легко и просто, словно речь не о живом человеке, а об игрушке, марионетке.
Тело отпихивают в сторону. Небрежно, отталкивают ногой как мусор.
Тяжело дышу. Смотрю снизу вверх. Настороженно изучаю возникшую передо мной мрачную мужскую фигуру.
— Викинг, — говорит кто-то. — Этот борзый сам полез. Придурок. Мы тебе подарок приготовили. Дудаев и его девчонка. Как решишь, так и будет. Твое право.
— Дай мне деваху, — стонет Лютый. — Хотя бы когда развлечешься, когда закончишь с ней. Дай. Не убивай быстро. Поделись. А я тебе таких блонд зачетных подгоню. Даже девственниц найду. Любую кралю оформлю. Сочную студенточку. Викинг, прошу.
Никакого ответа. Им — никакого.
— Вставай, — черные глаза прожигают насквозь.
Мне протягивают руку. Красиво. Галантно.
Он будто никого другого не замечает, никак не реагирует на фразы остальных. Выделяет одну меня. И от этого муторно.
Я гулко сглатываю, не отваживаюсь ни шевельнуться, ни принять протянутую руку, медленно отползаю назад, однако задаю вопрос:
— Почему тебя называют Викинг? — почти сразу прикусываю язык, вынуждая себя заткнуться и не продолжить нести бред.
Ты же Призрак. Призрак. Или нет?
— Кто знает, — ледяная усмешка расцветает на красивых губах. — Тебе разрешаю звать меня проще — Рустам. Рустам Ахметов.
Глава 67Викинг представлялся мне диким и безумным зверем, больным на всю голову психопатом, напрочь отмороженным, отбитым. Без тормозов. Без принципов. Повернутый на жестоком насилии. Одержимый маньяк.
Леон отказывался его обсуждать, пресекал любые попытки узнать больше, никак не раскалывался под моим натиском. Зато Лютый устроил отличную рекламу, расписал главные прелести данного экземпляра. Воображение успело нарисовать не самый приятный образ. Дебошир, вооруженный до зубов, размахивающий ножами и топорами. Прямо вижу его дьявольский оскал и сверкающие глаза.
Черт, а ведь и правда вижу. Сейчас. Только сквозь пелену напускного спокойствия. Сквозь непрошибаемый лед жесткого самоконтроля. Вижу и ощущаю предательскую дрожь вдоль позвоночника.
Этот мужчина пугает. Устрашает. Вроде бы метил в друзья, однако явился сюда по приглашению врагов. Помог остудить пыл Ильи, прогнал моего бывшего лишь парой хлестких фраз, но после посоветовал бросить Амира, избавить вожака от слабости. Ясно одно: людям лучше не оказываться у него на дороге.
Стоп. А разве в австралийском пабе Амир и Призрак не обсуждали Викинга? Будто на него пытаются повесить срыв поставок и прочее? Хотя тогда они резво на свой язык перешли. Для понимания их бесед отдельный мастер-класс требуется.
Проклятье. Уже не важно. Суть в том, что Призрак и Викинг один человек, а реальное его имя Рустам Ахметов. Он представился, выдал разрешение обращаться к нему именно так. Но меня как прежде потряхивает от жесточайшего напряжения.
Ему нельзя доверять. Слишком опасный. Подозрительный. Говорит, будто не любит, если женщин обижают. При этом сам чудовищно обошелся с той легкомысленной блондинкой.
Яркая картина в памяти отложилась. Бедная девушка сидит на полу, раскачивается, словно в транс впадает. Растрепанная. Бедра кровью перепачканы. Взгляд пустой.
Это так он женщин бережет? Не любит, когда другие мужчины их обижают, потому как предпочитает обижать сам? Хочет лично над всеми издеваться?
Ворох мыслей проносится в голове за считанные секунды. Паника сжирает изнутри. Даже боли от удара не ощущаю. Обо всем забываю. Ужас заковывает тело в железные кандалы.
Викинг убил бандита. Легко. Играючи. А остальным плевать на печальную судьбу товарища. Молчат, принимают правила игры.
Они боятся его. Безотчетно. Жутко. Видно, и другие истории знают, не обо всем Лютик успел напеть. Никто не решится перечить Рустаму Ахметову, никто не отважится возразить.
— Освободи Амира, — тихо говорю я, глядя в глаза, в которых сгущается беспросветная тьма. — Освободи его, пожалуйста.
— Зачем? — насмешливо выгибает брови, точно удивляется моей просьбе. — Он и сам отлично справится.
— Нет, я…
Горячие ладони обхватывают мои плечи, вынуждают моментально замолчать. Тянут вверх, принуждают подняться, с силой от пола отдирают.
— Нет, нет, — повторяю на автомате. — Ты не должен меня касаться. Отпусти. Отпусти сейчас же. Я не…
Он улыбается, и все слова застревают глубоко в горле.
Не должен. И что? Хочу. Значит, буду трогать и не только. Вот о чем сообщает весь его вид.
А потом раздается оглушительный лязг цепей. Грохот камня. Грудь сводит судорога от этого громового шума. Впечатление, будто в комнату вдруг влетел ураган. Гроза прямо в стенах замка разыгралась.
Викинг оборачивается и поворачивает меня, удерживая только за предплечье, но даже от такого незначительного соприкосновения кожу жжет и саднит. Горло перетягивает, словно удавкой.
Я не в силах сдержать пораженный возглас.
— Видишь, — хмыкает Рустам. — Справился.
Амир вырывает цепи из тех скоб, что были прибиты к стенам. Звенья не разбиваются, железо прочное. Однако он вырывает оковы из камня. Как кусок плоти выдирает. И движется вперед, железо бьется о пол, залитый кровью. Удары металла сопровождают каждый шаг, отбиваются в моем пульсе, вынуждают покрываться испариной. Нервная усмешка растягивает губы.
