В следующем году, при перемене русского политического деятеля, наши воинственные отношения разом изменились в миролюбивые. Адмирал Путятин снял Муравьевский пост в Аниве и предписал нашим войскам не вступать без особого приказания в японскую часть острова. Дружелюбные отношения к японцам не замедлили пригодиться нам: экипаж погибшего фрегата «Диана», вынужденный жить на японской земле, встретил со стороны правительства и жителей в высшей степени гостеприимное радушие.
В 1855 году был заключен с Японией первый торговый трактат (Симодский), которым разграничена Курильская гряда и признано наше право владеть Сахалином совместно с японцами. Остров остался при этом не разграниченным. Тем же духом дружелюбия и мягкости отличались взаимные отношения и в 1858 году, и опять же это послужило в нашу пользу: фрегат «Аскольд», пострадавший в урагане, встретил в Японии полное радушие и гостеприимство. В то время из числа держав, заключивших трактаты с Японией, Россия пользовалась наибольшим сочувствием и доверием японского правительства и народа потому, что не прибегала при разрешении недоразумений и вопросов к пушкам и штыкам, к насилию и кровопролитию, как то делали европейские державы и Американские Соединенные Штаты. Японцы, по характеру своему совершенно противоположные китайцам, сумели верно оценить честную, великодушную политику России и параллельно жестокую политику европейских держав и Американских Соединенных Штатов, ошибочно предполагавших, что их обычный насильственный образ действий даст в Японии такой же блестящий результат, как и в Китае. Последующие, гораздо позднейшие факты доказали противное. Япония, невольно подчинившаяся соединенным требованиям европейцев и американцев, отлично познала в несчастье своих истинных доброжелателей и друзей и по достоинству оценила хищнический эгоизм Англии, руководившей всеми действиями европейцев.
В 1895 году отношения наши к японцам опять изменились. Изменился и самый состав японского правительства: партия прогресса, заключавшая трактаты с европейцами, уступила место партии, враждебной последним. С нашей стороны графа Путятина заменил граф Муравьев-Амурский. Целью переговоров опять сделался злополучный Сахалин. Россия желала приобрести его целиком, и притом даром, подействовать лишь на воображение японских чиновников присутствием многочисленной военной эскадры, еще не бывавшей в водах Иеддо (Токио), громом пушек, необыкновенной пышностью посольства и подарками. Переговоры тянулись целый месяц и не привели к желаемому результату, благодаря энергичному противодействию английского посланника, успевшего придать в глазах гордых японцев присутствию русской эскадры в японских водах угрожающий смысл.
Таким образом, вследствие интриг представителя Великобритании доверие, до сих пор существовавшее между Японией и Россией, было временно нарушено, а неприязнь не замедлила проявиться: русский офицер и матрос пали под саблями убийц, подосланных недовольными князьками. Этим насилием начался целый ряд тайных убийств, имевших целью изгнание европейцев из Японии. Печальное происшествие это могло бы оправдать всякую энергичную меру[16] с нашей стороны, но мы удовольствовались извинениями японских чиновников в надежде возвратить своим миролюбием прежнее расположение японцев.
Действительно, в этом случае наши дипломаты не ошиблись, хотя действовали, по-видимому, совершенно бессознательно, по общему шаблону всей азиатской политики. Итак, с начала шестидесятых годов мы опять вступили с Японией в дружественные отношения, отложив на время щекотливый сахалинский вопрос. Мы основали в Хакодате школу для молодых японцев, послали наших морских офицеров для обучения японцев морскому делу, содержали на станции в Японии значительные эскадры и вместе с тем не переставали уверять японцев в нашей неизменной дружбе и искреннем расположении.
Между тем порты Японии, открытые трактатами, были уже переполнены коммерческими судами всех наций; обширная, выгодная торговля возникла вдруг в разных пунктах богатого архипелага; в водах Японии, что крайне удивляло практических, сметливых японцев. Неспособные подняться до понятия какой-то «идеальной» дружбы, они не переставали спрашивать нас, «когда же придут русские купеческие корабли?» Мы отзывались бескорыстием нашей дружбы, тщетно стараясь скрыть печальную действительность и наше ничтожество как коммерческой морской державы. Напрасно, у японцев были уже учителя (голландцы, англичане и французы), от которых они скоро узнали, что Россия не спешит, подобно другим государствам, воспользоваться благами трактатов только потому, что не имеет коммерческих судов… Сообщение это крайне озадачило японцев, у которых вдруг явилось, благодаря нашептыванию европейцев, подозрение в политической двуличности России.
«С какой целью содержит Россия в наших водах такую сильную эскадру, с какой целью употреблено русскими столько усилий, чтобы войти с нами в сношения, для чего заключили два торговых трактата?» — спрашивали они. Подозрение постепенно росло. Сильная эскадра, пребывавшая в японских водах, и постоянные при том заявления со стороны русских в дружбе и расположении не вязались как-то в уме японцев, уже настроенных англичанами несколько подозрительно.
Им стало казаться, что Россия имеет какую-то затаенную, корыстную цель, и они начали поглядывать на нас как на тайных врагов.
Неожиданный, трудно оправдываемый факт нашего насилия вдруг как бы подтвердил накопившиеся подозрения японцев: искренние друзья, постоянно напоминавшие о своем безграничном расположении, захватили остров Цусиму в тот момент, когда это казалось положительно невозможным. Захват этот, сделанный по непростительной инициативе одного из командиров военных судов, раскрыл глаза японцам и разъяснил им всю загадку «странной», по их мнению, русской политики. Японцы не замедлили обратиться за посредничеством к Англии, и мы со стыдом оставили захваченный остров, надолго лишившись расположения Японии.
После Цусимского столкновения наша политика в Японии отличалась полным невмешательством во внутренние и внешние дела архипелага; но в то же время мы все еще смутно продолжали преследовать цель приобретения японской части Сахалина в полное владение.
Между тем в Японии произошли громадные перевороты, при которых Россия могла бы сказать свое веское слово и должна была бы выяснить свои истинные отношения к японской монархии; но она хранила молчание, предоставив другим державам воспользоваться междоусобными войнами для достижения известных привилегий и увеличения своего влияния. Особенно обильны происшествиями высокой политической важности оказались годы 1863 и 1864. Пять наций (Англия, Франция, Соединенные Штаты, Голландия и Германия) дружно соединились для охранения трактатов, нарушенных японцами. Укрепления Кагосимы были бомбардированы, Токогама занята соединенным горизонтом, пролив Симоносеки ядрами очищен для торговли; укрепления князя Ногато разрушены и заняты войсками, привезенными из Индии и Англии. Микадо, не пожелавший признать трактатов, заключенных таикуном, был вынужден ратифицировать их под пушками соединенных эскадр. Таким образом, упорное отчуждение верховного властелина от сближения с европейцами было сломлено. Кроме того, за совершенные в японских владениях убийства европейцев (кроме русских) правительством уплачена значительная контрибуция.
