В назначенный час приехали и поместились в красной беседке все три монарха, обе императрицы и все принцы и принцессы. Чудеснейшая погода благоприятствовала празднику, на котором из участников славного тройственного союза присутствовал уже один только прусский король.
Совершена была панихида по положившим свои живот в этой достопамятной битве[340]; наши старые гренадеры, отдавая честь памяти своих сотоварищей, заливались слезами, и все присутствовавшие были глубоко растроганы. Церемония окончилась закладкою фундамента для памятника. Три ружейные и пушечные залпа огласили при этом долину и повторились эхом окрестных гор и лесов.
Государь в тот же день послал Андреевские ленты подвижникам Кульмского боя: графу Остерману и Ермолову, – давно уже оставившим поприще служебной деятельности и, конечно, никак не воображавшим, чтобы русскому монарху в далеком уголке Богемии пришли на память прежние их заслуги.
Во время нашего пребывания в Теплице князь Меттерних старался еще более со мною сблизиться и показывал мне возможные знаки доверия. С год перед тем я послал в Германию одного из моих чиновников с целью опровергать посредством дельных и умных газетных статей грубые нелепости, печатаемые за границею о России и ее монархе, и вообще стараться противодействовать революционному духу, обладавшему журналистикою.
Последнее обстоятельство очень интересовало и князя Меттерниха. Уверяя, что у него нет чиновника способнее к этому моего, который имел случай сделаться ему лично известным, он просил прислать его на жительство в Вену, чтобы им работать там соединенными силами на пользу России и Австрии и на распространение добрых монархических начал.
Я тем охотнее на это согласился, что мне не хотелось возбуждать подозрения об участии в сем деле нашего правительства, слишком высоко стоявшего для борьбы с журналами. Вследствие того мой чиновник, разъезжавший по Германии как совершенно частное лицо, поселился в Вене в такой же роли.
Сверх того, князь Меттерних, постоянно обращавший особенное внимание на дела высшей или тайной полиции, предложил мне прислать в Вену одного из наших жандармских офицеров, чтобы ознакомить его со всем движением этой части в Австрии и, введя его во все подробности ее механизма, через то самое согласить наши обоюдные меры против поляков.
И на это предложение я также с удовольствием согласился и по возвращении моем в Петербург тотчас же командировал в Вену подполковника Озерецковского, который был принят там со всею ласкою и предупредительностью.
Мы оставили Теплиц, пробыв в нем какую-нибудь неделю. Государь сел в коляску с императрицею, а я следовал за ними в государевой коляске. В крепости Терезиенштадт, назначенной для ночлега их величеств, мы нашли эрцгерцога Иоганна, который в качестве начальника инженеров принял государя и поднес ему все планы укреплений.
На другое утро местный гарнизон был выведен на учение с пальбою, а между тем открыли шлюзы, чтобы наполнить водою крепостные рвы, и государь в сопровождении эрцгерцога с генералами и офицерами подробно осмотрел все крепостные работы и строения. Оттуда мы в прелестную погоду поехали в Прагу, вид которой издалека поразил всех нас сходством с Москвою.
Государя с императрицею везли придворные лошади, а я следовал непосредственно за ними на почтовых, но при подъеме на гору в Градчину мои лошади запутались в постромках, и я отстал. Главная лестница к замку была наполнена зрителями, и у нижних ее ступеней ожидали князь Меттерних и Татищев, а на верхних австрийский император со своею супругою, эрцгерцогами и двором.
Я выскочил из коляски и спросил, где наш государь, Меттерних отвечал мне тем же самым вопросом. Дело было в том, что государя привезли другою дорогою, и всему Австрийскому двору пришлось отправиться в крайнем смущении на поиск тех августейших гостей, для приема которых он, собственно, и собрался.
Я, с моей стороны, также довольно сконфуженный одиночным появлением моей персоны, вмешался в толпу и пошел отыскивать назначенный мне для квартиры дом, который оказался окруженным высокими стенами, совершенно заслонявшими всякий вид. Вообще все отзывалось беспорядком, царствовавшим при Австрийском дворе вследствие отрицательного положения ее монарха.
Так, например, приехав в Прагу именно для приема и угощения императорской четы, забыли безделицу: приготовить для нее комнаты! Только за несколько часов до прибытия нашего государя князь Меттерних, пожелав лично удостовериться, все ли устроено как следует, с ужасом увидел, что ничего не сделано, и в досаде прибежал к своей императрице доложить о том. Тогда она поспешила выбраться с супругом из собственных покоев и уступить их своим августейшим гостям.
Постепенно собралась в Прагу и большая часть принцев и принцесс, следовавших за нами с самого Лигница. Все, больше или меньше, подверглись таким же недосмотрам и промахам в отношении к их помещению. Король Прусский сюда не приехал и отправился ожидать государя с императрицею в Силезию.
Прага была всякий вечер великолепно иллюминована, а утро проходило в смотрах и учениях тамошнего гарнизона. Император Николай со всевозможною предупредительностью занимал везде второе место, кроме учений, на которые Фердинанд не отваживал своей тщедушной особы.
Наш государь, в венгерском мундире, восхищал всех многочисленных зрителей, отовсюду стекавшихся посмотреть на него. При парадном спектакле в театре оба императора со своими супругами находились вместе в одной ложе; но наш сел позади, так что все обращенные к нему рукоплескания имели вид, будто бы относятся к Фердинанду, отвечавшему на них неловким киванием головы.
Большой бал при дворе был очень многолюден, и все, что Прага и ее окрестности могли выставить из общества дам, съехалось сюда щегольнуть своими брильянтами и богатствами Богемии. Наша 13-летняя великая княжна Ольга Николаевна, впервые явившаяся при этом случае в публике, сияла красотой и грацией.
Достойною спутницей ее на бале была прелестная и живая дочь эрцгерцога Карла, вступившая впоследствии в супружество с королем Неаполитанским.
После четырехдневного пребывания в Праге все августейшие гости начали готовиться к отъезду, и мы собирались отправиться в Силезию, как вдруг утром, когда уже поданы были экипажи, государь, подойдя к Фердинанду, сказал ему: «У меня есть до вас просьба: позвольте мне съездить в Вену, чтобы засвидетельствовать мое почтение вдовствующей императрице, вашей матушке и вдове друга брата моего Александра и моего».
Этот неожиданный вызов очень тронул бедного Фердинанда, который принял его с живою радостью и благодарностью[341]. Затем государь попросил у князя Меттерниха письма к его жене, и мы немедленно покатили в Вену. Императрица же направилась к Фишбаху, замку дяди своего, принца Вильгельма.
