Хранит она эти строки, считая их напутствием и ей, и всем, кто читает и вспоминает Виктора Петровича Астафьева с любовью, тревогой и благодарностью:
«Я как-то утром или ночью, может быть, осенью (весной не хочется) остановлюсь в пути и поверну обратно. Туда, откуда я пришел. Куда пойду уж безвозвратно, простившись с вами, люди, навсегда.
Но не с природой, всех нас породнившей. И пусть меня поднимут на увал. На тот увал, что ждет меня давно, за милою моей деревней. За бабушкиным огородом.
Пусть по распадку, где ходил я с ней по землянику, поднимут меня те, кого любил я и кому дорог. И пусть не плачут обо мне. Пусть словом или песнею помянут — и я ее услышу. Ведь говорят, что после смерти люди еще два дня слышат, но уж ответить не могут. Услышу из земли, сам став землею. Но перед тем, как стать землею, последней каплей крови с родиной поделюсь, последний вздох пошлю в природу. И если осенью увидите на дереве листок вы самый яркий, так, значит, капелька моя в листе том растворилась, и ожила природа красотою, которой отдал я всего себя и за которую немало слез я пролил, немало мук принял, и кровь не раз пролил.
Прощаюсь с вами, мои слезы, мои муки, кровь моя. Прощаюсь, веря, что рожденный в муках и живший муками, не мучаю я вас своим прощаньем. Прощайте, люди! Я домой вернулся, я к матери моей вернулся, к бабушке, ко всей родне. Не будьте одиноки без меня. Жизнь коротка. Смерть лишь бесконечна. И в этой бесконечности печальной мы встретимся и никогда уж не простимся. И горести, и мук не испытаем, и муки позабудем, и путь наш будет беспределен.
Прощайте, люди! Умолкаю, слившийся с природой. Я слышу новое зачатье жизни, дыханье жаркое, шепот влюбленных… И не хочу печалить их собою, дарю им яркий листик древа моего. И мысль последнюю, и вздох, и тайную надежду, что зачатая ими жизнь найдет мир краше, современней. И вспомнит, может быть, да и помянет добрым словом, как Кобзаря, лежащего на берегу Днепра, меня над озаренным Енисеем, и в зеркале его мой лик струею светлой отразится. И песнь, мной не допетая, там зазвучит.
Прощаюсь я с собой без сожаленья и улетаю ввысь, чтоб в землю лечь на высоте. Иду! Иду! Вы слышите, меня природа кличет! И голос матери звучит в ней, удаляясь.
И звуки умолкают в темной дали. Покой и мрак, который долго снился, не так уж страшен. Страшнее жизнь бывает…
Приветствую тебя, мое успокоенье!..»
Прекрасное завещание. Наполнено оно светлой грустью и надеждой. И умиротворением перед вечностью…
ИЛЛЮСТРАЦИИ
Вид на село Овсянка. Снимок 1980-х гг.
Тетушка Апраксинья Ильинична возле дома бабушки В. Астафьева
Витя с родителями — отцом Петром Павловичем и мамой Лидией Ильиничной. 1931 г.
В Игарке среди одноклассников. С книгой — В. Астафьев, рядом — учительница литературы Л. Якубович.
Одна из улиц Игарки. 1930-е гг.
Учитель и поэт И. Д. Рождественский
Детдомовцы. Слева направо: В. Астафьев, В. Достовалов, Н. Березин. Игарка, 1941 г.
С фронтовым другом П. Г. Николаенко. 1943 г.
Знамя части, в составе которой воевал В. Астафьев
И. Н. Гергель, которого В. Астафьев вынес с поля боя
В. Астафьев в госпитале. 1944 г.
С женой Марией Семеновной. 1946 г.
Домик Астафьевых в Чусовом.
В. Астафьев. 1947 г.
«Сибиряк» — одна из первых книг В. Астафьева
Супруги Астафьевы с детьми Ириной и Андреем. Чусовой, 1955 г.
Писатель и редактор В. А. Черненко
Редактор Б. Н. Назаровский
В. Астафьев с друзьями отмечает выход в свет книги «До будущей весны». 1953 г.
Молодой чусовской писатель
К. В. Рождественская, в 1950-е годы — ответственный секретарь Пермской областной писательской организации
М. С. Астафьева за перепечаткой очередной рукописи мужа
Быковка. Рисунок 1970-х гг.
