– Боюсь, что тебе предстоит это делать одному, потому что в этом году я остаюсь с девочками в Антиохии. Следовать за армией с ребенком на руках нелегко, а их теперь у меня двое. Так что уж лучше я останусь с ними в городе.
– Только не в квартире на первом этаже! – и я взял с нее обещание. Боги свидетели, как мне недоставало Миры в том походе. Выручало одно – я часто наведывался в Антиохию по служебным делам. Бывало, мы с Антиноем входили в дом, и я начинал звать жену. Первой на шатких детских ножках ко мне выходила Дина и цеплялась за мои сапоги. Тогда я надевал ей на голову мой шлем, и она заливалась звонким детским смехом и принималась жевать перья гребня. В свою очередь, Антиной пытался отцепить ее от моих сапог, чтобы затем подбросить ее в воздух, а в следующий момент с младшей дочерью на бедре ко мне выходила Мира, чтобы, вытерев о передник руки, начать отчитывать меня за то, что я не предупредил ее о моем приезде. Потому что, знай она об этом, она непременно купила бы на рынке гуся. Ведь накормить меня – это все равно что накормить пятерых, если не семерых, в зависимости от того, сколько пустого места осталось в моем желудке.
– Пока что война была благосклонна к нам, – сказала я, протягивая ей навстречу руки, как только она закрыла за собой двери нашей спальни. В свете лампы ее волосы горели огненной медью. Впрочем, в следующий момент она задула пламя, и мне было слышно лишь шлепанье ее босых ног по неровному полу, а в следующий момент она скользнула ко мне в постель. К концу дня, когда усталость валила ее с ног, она слегка прихрамывала. Лодыжка, которую она сломала во время землетрясения, срослась, но частично утратила подвижность.
– Я знаю. Пока что война благосклонна к нам, – ответила Мира, переплетая свои пальцы с моими. – И все же это своего рода грех радоваться военным успехам. Есть в этом что-то неправильное.
– Разве быть победителем грешно?
– А разве победители не насилуют и не грабят побежденных?
– Только не мои солдаты! Я этого им не позволяю. Да и Траян также не одобряет такие вещи.
«Мне нужна провинция, которая, как только война завершится, будет способна платить налоги», – высказался он как-то раз по этому поводу, давая легатам понять, что те обязаны пресекать любые попытки грабежа и мародерство.
– Я сегодня получила письмо от дяди Симона, – сказала Мира, водя пальцем по моей груди. – Он получил надел земли в Иудее и, по его словам, уже к концу года перевезет туда свою семью.
– Не слишком удачное время, – откликнулся я. Насколько мне было известно, не то в Кирене, не то в Киренаике евреи недавно подняли мятеж, и Траян был вынужден отправить на его подавление часть своих сил: моего бывшего начальника Квиета с его кавалерией.
– Иудея переживет все, – возразила Мира, приподнимая голову с моего плеча, чтобы заглянуть мне в глаза. – Может, нам тоже стоит там поселиться?
– Что? – я даже расхохотался.
– Ты ведь больше не рядовой солдат, привязанный к своему легиону. Центурион легко может получить перевод из одного легиона в другой. И когда ты отслужишь свой срок в качестве первого копейщика, а война закончится…
Я был готов поклясться, что вижу, как говоря эти слова, Мира морщит носик.
– Ты можешь попросить у начальства дать тебе назначение в Иудею, и тогда мы поселимся со своим народом.
– Мой народ живет в Британии, – возразил я. – От Иудеи это не близкий свет.
– Иудея – родной дом для каждого еврея, – твердо сказала Мира. – И наш тоже. Я бы хотела, чтобы наши дочери выросли там. Одно дело таскать их вслед за армией в камышовых корзинках, пока они маленькие, и совсем другое – дать им нормальный дом, в котором бы прошли их детство и юность.
– Поговорим об этом позже, – ответил я зевая. – Когда мы покончим с Парфией. Завтра я возвращаюсь назад в Ктесифон.
Впрочем, действительно ли я хотел, чтобы война поскорее закончилась? И хотел ли этого Траян? Мне запомнились его слова, сказанные прекрасным летним вечером на борту ладьи вскоре после того, как Ктесифон пал. Стоя в боевых доспехах перед его рабочим столом, я тогда докладывал ему о еврейских волнениях на Кипре. По идее, для человека, покорившего три новых провинции, это должна была быть приятная лодочная прогулка по Тигру. Увы, всего несколько спокойных, размеренных летних дней, и отдых уже наскучил Траяну. Он вытащил на палубу рабочий стол и теперь восседал за ним в окружении горы свитков, делая на восковой табличке какие-то пометки.
– Придется повысить плату за перевоз паромами через Тигр верблюдов и лошадей, – задумчиво произнес он, когда я закончил доклад. – Кстати, как там обстоят дела у Квиета на Кипре? Что слышано по этому поводу?
– Поговаривают, что на Кипре мятеж, Цезарь. Что там якобы убивают римских граждан. Обычные слухи.
– Что за слухи?
– Что евреи якобы пожирают своих жертв, делают из их кишок пояса, выделывают их кожу себе на плащи.
– А что ты сам думаешь по этому поводу? – Траян с прищуром посмотрел на восковую табличку, затем поднес ее ближе к глазам. – О боги, мои глаза уже не те, что раньше!
– Моя жена еврейка, Цезарь. – Я потрогал пальцами выцветший край синего платка, который после землетрясения и чудесного спасения Миры носил, намотав на руку под наручами. – Она не торопится пустить мои кишки себе на пояс даже тогда, когда я забываю вытереть ноги и сапогами разношу грязь по только что выметенному полу.
– Отлично. Тогда я отправлю тебя на Кипр. Раз у тебя жена-еврейка, тебе будет проще договориться с тамошними евреями. Можешь взять с собой свою центурию. Думаю, ее быстрота тебе не помешает.
– Все мои центурии натасканы на быстроту, Цезарь.
Поскольку я теперь бы первый копейщик, я мог отдавать приказы и другим центуриям. Не скажу, чтобы они были от этого в восторге, но приказам моим подчинялись. Что еще им оставалось? Харон свидетель, я обожал раздавать приказы!
– В таком случае возьми пару когорт, – ответил Траян. – И как только прибудешь на Кипр, сразу отправь мне рапорт.
– Слушаюсь, Цезарь.
Траян бросил стило и, встав из-за стола, прошел мимо меня к парапету ладьи. Был закатный час, и воды реки отливали в вечернем свете золотом. Берега же уже приобрели пурпурный оттенок. Я поднял голову и посмотрел на парус, на котором золотыми буквами было вышито имя Траяна и все его титулы. В свете заходящего солнца казалось, будто они пылают огнем.
– Видишь вон ту ладью? – спросил Траян, указывая за борт. Я подошел к нему и встал рядом. По обеим сторонам от нас застыла стража, а рядом со стражниками, в ожидании, когда подойдет их очередь, толпа придворных и секретарей с ящиками корреспонденции и другие его приближенные. Но Траян обращался только ко мне. Мы с ним бок о бок застыли у перил, обыкновенная пара солдат, наслаждающихся вечерней беседой. – Вон ту, под красным парусом? Она направляется в Огаракс, а затем в Индию. Ты только представь себе, в Индию!