— И как же ему это сходит с рук? — Таунсенд подлил ей вина. К своему бокалу он даже не притронулся и надеялся, что она этого не заметит.
— А его никто не проверяет, — усмехнулась Анжела. — Фонд контролирует его мать, она распоряжается всеми денежными средствами — во всяком случае, до годового общего собрания.
— Миссис Саммерс? — уточнил Таунсенд, подталкивая ее к продолжению разговора.
— Она самая, — кивнула Анжела.
— Почему же она ему позволяет?
— А что она может? Несчастная женщина уже два года прикована к постели, и навещает ее только один человек — причем ежедневно. И этот человек — ее дорогой сыночек.
— Мне кажется, все изменится, когда компанию купит Армстронг.
— Почему вы так думаете? Вы его знаете?
— Нет, — поспешно ответил Таунсенд, пытаясь исправить ошибку. — Но, судя по тому, что я о нем читал, он не очень-то жалует прихлебателей.
— Надеюсь, что это правда, — сказала Анжела, наливая себе вина. — Тогда у меня, возможно, появится шанс показать, что я могу сделать для фонда.
— Наверное, поэтому сегодня вечером Саммерс ни на шаг не отходил от Армстронга.
— Он даже не представил меня ему, — обиженно произнесла Анжела, — как вы сами видели. Ллойд не откажется от своего образа жизни без борьбы, это уж точно. — Она воткнула вилку в кабачок. — А если он уговорит Армстронга подписать договор об аренде нового помещения до собрания, ему и не придется ни от чего отказываться. Вино просто потрясающее, — она поставила на стол пустой бокал. Таунсенд снова наполнил его и откупорил вторую бутылку.
— Вы, наверное, с нетерпением ждете переезда?
— Переезда? — не поняла она. Он положил ей на тарелку немного голландского соуса.
— В новое помещение, — уточнил Таунсенд. — Похоже, Ллойд нашел идеальное место.
— Идеальное? — повторила она. — Еще бы ему не быть отличным за три миллиона долларов. Только для кого идеальное? — она взяла в руки вилку с ножом.
— Ну, он же объяснил, что у вас не было особого выбора, — заметил Таунсенд.
— Нет, это означает, что особого выбора не было у правления, потому что он им так сказал.
— Но ведь аренда нынешнего здания подошла к концу, так? — сказал Таунсенд.
— В своей речи он не упомянул о том, что владелец с радостью продлил бы аренду еще на десять лет, не повышая арендной платы, — усмехнулась Анжела и взяла свой бокал. — Мне уже хватит, но вино такое вкусное, особенно после той дряни, что подавали в галерее.
— Тогда почему он этого не сделал? — спросил Таунсенд.
— Что не сделал?
— Не продлил аренду.
— Потому что нашел другое здание, в котором — надо же, как удачно! — есть еще и апартаменты в пентхаусе. — Она поставила бокал и снова занялась своей рыбой.
— Но он имеет полное право жить в том же помещении, — возразил Таунсенд. — В конце концов, он же директор.
— Верно, но это не дает ему права оформлять отдельную аренду на апартаменты. Таким образом, когда он решит уйти в отставку, им придется выплатить ему огромную компенсацию. У него все продумано.
У нее начал заплетаться язык.
Таунсенд быстро подлил ей еще вина.
— И где же это здание?
— Почему вас так интересует новое здание? — в ее голосе впервые послышалось подозрение.
— Я бы заглянул к вам, когда в следующий раз буду в Нью-Йорке, — не моргнув глазом солгал он.
Анжела положила вилку и нож на тарелку, отодвинулась от стола и спросила:
— У вас нет бренди? Совсем чуть-чуть. Хочу согреться, перед тем как выйду на улицу в эту пургу.
— Наверняка есть.
Таунсенд подошел к холодильнику, достал четыре миниатюрные бутылочки бренди разных марок и вылил все в большой пузатый бокал.
— Вы не выпьете со мной? — спросила она.
— Нет, спасибо. Я еще не допил вино, — он впервые за вечер взял в руку свой бокал с нетронутым вином. — А самое главное — мне не надо сражаться с непогодой. Расскажите, как вы стали заместителем директора?
— После того как за четыре года уволились пять заместителей, думаю, кроме меня, никто не изъявил желания занять эту должность.
— Странно, что он вообще нанимает заместителя.
— Он вынужден. — Она сделала глоток бренди. — Так записано в уставе.
— У вас, вероятно, высокая квалификация, раз вам предложили эту работу, — Кит быстро сменил тему.
— Я изучала историю искусства в Йельском университете и защитила диссертацию по Ренессансу в Венецианской академии.
— После Караваджо и Микеланджело современные художники, наверное, выглядят немного жалкими, — предположил Таунсенд.
— Я бы это пережила, но я уже почти два года работаю заместителем директора, и мне не позволили подготовить ни одного показа. Я бы устроила такую выставку, которой фонд мог бы гордиться, и обошлась бы она раз в десять дешевле сегодняшней. — Она сделала еще глоток бренди.
— Если вы так тяжело это переживаете, я не понимаю, почему вы продолжаете здесь работать, — сказал Таунсенд.
— Это ненадолго, — она покачала головой. — Если мне не удастся убедить Армстронга изменить политику галереи, я уволюсь. Но Ллойд, похоже, держит его на коротком поводке, так что вряд ли я буду присутствовать на открытии следующей выставки. — Она замолчала и отпила из бокала. — Я даже матери этого еще не говорила, — призналась она. — Хотя иногда проще поделиться с незнакомцем. — Она отпила еще немного. — Вы ведь не из мира искусства, да?
— Нет. Как я говорил, я занимаюсь транспортом и угольными шахтами.
— И что же вы все-таки делаете? Возите или копаете? — Она внимательно посмотрела на него, допила свой бокал и сделала еще одну попытку. — Я хотела сказать…
— Да?
— Для начала… что вы перевозите и куда?
Она взяла свой бокал, замерла на мгновение, потом медленно сползла со стула на ковер, бормоча что-то об ископаемом топливе в Риме эпохи Возрождения. Через несколько секунд она лежала на полу, свернувшись калачиком и посапывая, как довольная кошка. Таунсенд осторожно поднял ее на руки и отнес в спальню. Он сдернул покрывало, положил свою даму на кровать и накрыл ее хрупкое тело одеялом. Долго она продержалась, с восхищением подумал он; ведь в ней, наверное, нет и пятидесяти килограммов.
Тихо закрыв за собой дверь, он вернулся в гостиную и стал искать устав «Нью-Йорк Стар». Отыскав тонкую красную книжицу на самом дне своего портфеля, он устроился на диване и начал внимательно его читать. На сорок седьмой странице он задремал.
Когда Саммерс предложил поужинать вместе после выставки, Армстронг не смог придумать правдоподобного предлога для отказа. Он был рад, что его адвокат не ушел домой.
