«Уходи. Оставь этот мерзостный и порочный царский двор. Оставь этого царя с его блудницами, пусть пресмыкается перед ложными богинями. Уходи. Уходи. Уходи немедленно».
Колонны из кедрового дерева качались у него перед глазами. Тяжелый от дыма воздух колыхался, как неспокойное море.
– Да, – собравшись с силами, прохрипел Ахия.
«Да, я уйду. Уйду и заберу с собой Твое благословение».
Ахия так никогда и не смог вспомнить, как он выбрался из дворца, как вышел из Давидова города за ворота на равнину. Он лишь помнил, что доковылял до Елеонской горы и там силы оставили его. Продрогший до костей, трясясь, как в лихорадке, он подполз к большому красному камню, выступавшему из земли, и с трудом сел.
Когда отступила боль, пронзавшая голову, словно копье, Ахия приподнялся и понял, что снова смотрит на Иерусалим. Золотой город, выпестованный в мечтах, отданный в руки царя Давида по милости Яхве.
«Нельзя по вине Соломона потерять все, что завоевал Давид!» Неправильная мысль. Следовало во всем покоряться воле Яхве, а Он мог поступить как угодно. Ахия опустил глаза и увидел, что его пальцы, действуя по собственной воле, разорвали накидку. Клочки ветхой ткани лежали в пыли под ногами. Он уставился на них, а потом собрал и начал медленно пересчитывать.
Двенадцать. Он разорвал одежду на двенадцать лоскутов. Глядя на свое растерзанное рубище, он понял: «Царство распадется. И это я во имя Яхве разорву истлевшее царство Соломона, как эту ткань».
Двигаясь медленно, словно воздух загустел и стал тяжелым, Ахия разгладил каждый лоскут, а затем сложил их в сумку из козьей кожи.
«Да, Господи. Теперь я знаю, что делать».
Его наполнил покой, сладкий как мед: наконец-то он понял истинную волю Яхве. Прижимая сумку к сердцу, словно ребенка, Ахия спустился с холма и вернулся на иерусалимскую дорогу. Там он стоял и ждал того, кого пошлет ему Яхве.
– Ты преграждаешь путь. Отойди, пророк.
Ахия поднял глаза и встретился взглядом с Иеровоамом, суровым и строгим сборщиком податей. Жаркое солнце палило немилосердно, и казалось, что силуэт Иеровоама охвачен пламенем и глаза его пылают. Ахия улыбнулся.
– Приветствую тебя, Иеровоам. Слушай слова Яхве и повинуйся.
– Что Господь хочет сказать мне? Говори быстро, ведь царские дела не ждут.
Мог ли Яхве послать более ясный знак? Ахия, улыбаясь, подошел ближе к колеснице Иеровоама, чувствуя жар и пыль на своей коже.
– Истинно ты сказал: дела твои – царские. Ведь Яхве говорит: «Смотри, я вырву царство из рук Соломона и разделю его так же легко, как разорвал одежды эти».
Иеровоам недоуменно уставился на него, а Ахия вытащил из своей сумки клочки разорванной накидки.
– Двенадцать кусков, по одному на каждое колено. Это означает…
Он поднял взгляд, и глаза ему резануло полуденное солнце, а виски стиснула боль. «Я ошибся. Я в чем-то ошибся…» И, пока Ахия отчаянно пытался разгадать волю Яхве, он уронил два лоскута. Он смотрел, как они лежат в пыли у его ног.
«В пыли, во прахе. Так и Соломон поверг царство свое во прах…» Боль утихла, и Ахия осторожно поднял голову, снова глядя на Иеровоама.
– Десять колен отдает Яхве в руки твои, – сказал Ахия, передавая Иеровоаму охапку лоскутов, – а с ними и царство.
Иеровоам медленно протянул руку и взял их.
– Я – царь? – спросил он. – А остальные два колена?
– Яхве оставляет их Соломону и его сыну по милосердию своему и в память о том, что Яхве любил отца Соломона, Давида, который был истинным слугой нашего Бога.
«Яхве милосерднее, чем я. Я бы низверг во прах Соломона и все его деяния». Ахия наступил ногой на два куска ткани, лежащие на дороге, и поднял свой тяжелый взгляд на Иеровоама.
– Но внемли этим словам, Иеровоам, царь десяти колен: ты должен соблюдать Закон Яхве, чтобы сохранить Его царство. Выполняй волю Яхве, как слуга Его, царь Давид, и Яхве не оставит тебя и род твой.
Не отводя глаз от десяти клочков ткани, Иеровоам ответил:
– Я услышал слова Господа, пророк. – Он крепко сжал в руке лоскуты. – Знает ли об этом царь Соломон?
– Какая разница? Яхве действует по воле своей.
– Да. – Иеровоам заткнул лохмотья за пояс. Они выглядели тусклыми на фоне его алой туники. – Не передал ли Господь мне чего-то еще, пророк? Скоро ли я стану царем или должен прождать много лет?
Ахия прислушался, но слова не пришли к нему. Он покачал головой:
– Яхве сказал лишь то, что я уже передал тебе: храни законы Его и царство Его.
Они переглянулись, и Иеровоам кивнул:
– Я уеду, пока царь Соломон не узнал об этом и не лишил меня жизни. Я буду ждать и готовиться.
– Храни законы Яхве, – добавил Ахия, но Иеровоам уже хлестнул своих коней и исчез, не услышав его.
Хотя пророк остался один, это не имело значения. Он снова зажмурил глаза от солнца, наслаждаясь покоем, который, снизойдя на него, согревал кровь, как вино.
«Я претворил в жизнь волю Яхве. Я сделал то, чего мой Бог требовал от меня». Ахия медленно сошел с иерусалимской дороги. Ему встретилось узловатое оливковое дерево. Хотя оно было бесплодным, серебристо-зеленые листья давали достаточно тени, чтобы немного отдохнуть. Ахия расстелил остатки своего рубища на земле и сел под оливой.
Сила Яхве покинула пророка, он чувствовал себя изнуренным, но это не имело значения, ведь он уже все сделал. Теперь оставалось только ждать, когда Яхве снова его призовет. «А он призовет меня, ведь кто, как не я, может так ясно слышать Его голос и понимать Его волю?»
Ахия довольствовался таким предназначением. В тени оливы он закрыл глаза и уснул, мирно и без сновидений.
Песнь Ваалит
Сказки и песни заканчиваются тогда, когда подвиг совершен, сокровище добыто, милость оказана. В жизни все заканчивается не так просто. Я добилась для царицы Савской того, чего она хотела, я получила для себя отцовское благословение. Теперь предстояло попросить его еще кое о чем и завершить узор, который я начала ткать давным-давно.
И я пошла к отцу, чтобы поговорить с ним, как всегда, свободно и наедине. Стражники у дверей его покоев воззрились на меня – да, теперь я стала диковинкой. За меня готовы были отдать все золото и пряности мира. Я была сокровищем, которое царь Соломон передал в руки царице Савской.
Вчера я была лишь дочерью Соломона. Никто не обращал на меня внимания, не замечал. При этой мысли злость шевельнулась под сердцем, но я не дала ей воли. «Каждое желание имеет свою цену, маленькая богиня. Если не готова платить, не жди награды». Теперь мне следовало лучше держать себя в руках.
Вместо того чтобы дать волю раздражению, я улыбнулась стражникам и прошла в открытую дверь. В первой комнате сидели писцы, готовые явиться на царский зов. И снова я, как всегда, улыбнулась им, приветствуя каждого по имени. Я спросила, не входил ли кто-то к отцу. Мне ответили, что он у себя один, и я снова улыбнулась. Направляясь к следующей двери, я заметила, как писцы искоса посматривают на меня. Под их взглядами я спокойно остановилась и постучалась, а потом открыла дверь и вошла к отцу.
