Упоминание о тропе (это слово можно перевести и как узкая дорога) означает нечто большее, чем те часто почти незаметные тропинки, которыми пользовались индейцы.
Навоз — это помет одомашненных животных. На мой взгляд, вполне резонно предположить, что люди из команды корабля, набранные Кэботом в западной Англии, с первого же взгляда могли узнать помет домашних животных и назвать его точным термином — навоз. Недавних фермеров вряд ли ввел бы в заблуждение помет медведей (барибалов) или оленей карибу, единственных крупных животных, обитавших в том регионе.
Существует и четвертый аспект, который касается очевидной нервозности Кэбота, опасавшегося встречи с туземцами. С чего бы ему беспокоиться, если он не знал с абсолютной точностью, что улей, то бишь местные племена, потревожен грабежами, и пчелы-индейцы сердиты и весьма опасны?
И, наконец, последнее: упоминание о полях и селениях. Испанское слово, употребленное Дэем для обозначения селений, может быть переведено и как «жилища». Почему люди Кэбота вдруг решили, что видят именно поля и селения, если вокруг простиралась безлюдная глушь? Вероятно, потому, что нашли неопровержимые доказательства того, что на этом побережье жили земледельцы и скотоводы.
И хотя мы уже никогда не узнаем, где именно высадился Кэбот и что ему встретилось, отчет Дэя является весьма достоверным (хотя и исходящим, что называется, из вторых рук) описанием того, что, возможно, было земледельческим районом побережья Кодроя.
У жителей Порт-о-Порт Бэй и Сент-Джордж Бэй таких укромных долин, увы, не было. Хотя в эти два залива несут свои воды множество мелких речек, большинство из них настолько стиснуты с обеих сторон горными отрогами, что ни о каких долинах, пригодных для земледельцев, там и речи нет.
Правда, есть одно уникальное исключение — река Робинсон, впадающая в залив Сент-Джордж Бэй примерно в двадцати милях к юго-западу от Флат Айленда. Пробивая путь на запад через гряду Лонг Рейндж Маунтейнс, бурные воды Робинсона несутся на высоте девятисот футов над уровнем моря, делая поворот в двадцати пяти милях от устья реки. Здесь на протяжении двух с лишним миль течение реки необъяснимым образом становится спокойным, даже медленным, и она несет свои воды между отвесными стенами леса, вздымающимися на высоте более шестисот футов над ней. Такой рельеф образует крошечную, но чудесным образом защищенную долину с дивным микроклиматом, где все благоприятствует возникновению прекрасных цветочных лугов.
Этот удивительный оазис среди гор недавно привлек к себе пристальное внимание ученых и благодаря своей уникальности был объявлен экологическим заповедником. Что касается местных жителей, то они давно знали о его существовании, дав ему характерное название — Грасс (Трава).
В начале XX в. в Грассе жили несколько семейств, зарабатывавших себе на жизнь разведением овец и коров. Теперь об их жизни напоминают следы пастбищ да развалины построек, в том числе — небольшой зерновой мельницы. Чтобы добраться из Грасса до побережья по труднопроходимой местности, жителям требовалось два дня, да и сегодня здесь едва можно проехать на машине. Это было настоящее убежище, и пятьсот акров пахотных земель и пастбищ могли обеспечить сравнительно спокойную жизнь для дюжины-другой крестьянских семей.
Однако Грасса, понятно, было явно недостаточно, чтобы дать прибежище всем жителям Альбы на Западе.
Поселившись на Ньюфаундленде в 1960-е гг., я посвятил немало времени и сил изучению вопроса об исчезновении целого народа — беотуков.
Их прародиной были земли в бассейне р. Иксплойт. Иксплойт Ривер берет начало в верховьях отдаленного озера, носящего величественное название — озеро Короля Георга IV и расположенного в юго-западном «углу» острова. Река Ллойдс несет воды на северо-восток, к озеру Ред Индиан. Поток, вытекающий из этого озера, и есть Иксплойт Ривер, впадающая в море в заливе Нотр-Дам Бэй, лежащем почти в двухстах милях от ее истока.
Майкл Джон, который в мое время был вождем части племени микмау, жившей на Конн Ривер, что возле залива Бэй д'Эспуар, рассказывал мне, что люди его племени верили, что озеро Короля Георга некогда служило последним прибежищем беотуков. Не в силах отыскать хоть кого-то, кто мог бы рассказать мне об этом месте в качестве очевидца, я решил отправиться туда сам. Дорог в те места не было, и знакомый пилот вызвался помочь мне и отвезти меня на своем легком самолетике.
Сперва мы направились к Ред Индиан Лейк, несколько раз совершая посадку в небольших бухтах, где некогда стояли зимние поселения беотуков. Сегодня от них не осталось и следа. Достигнув юго-западной оконечности озера, протяженность которого превышает сорок миль, мы направились к Ллойдс Ривер, пролетая над покрытыми белой пеной стремнинами, по берегам которых теснились густые и мрачные еловые леса. По обеим сторонам виднелись седые холмы, которые становились все выше и выше, и мы с удивлением обнаружили, что находимся в двух шагах от гряды Анниопскуотч Маунтейнс.
Долина резко оборвалась, и нашим глазам предстал огромный амфитеатр, в котором, как в колыбели, покоилось озеро Короля Георга. Длинные рукава озера раскинулись на широком плато, которое со всех сторон охраняли горы, вид у которых был странно мрачен и неприветлив. Зато земли вокруг озера были изрезаны сверкающими артериями бесчисленных речек и ручьев, окаймленных мягкой бахромой пышной растительности. И — нигде никаких следов присутствия человека.
Самолет плавно описал круг над плато, а затем на малой высоте пролетел над дельтой реки у юго-западной оконечности озера. Вода под нами, казалось, то и дело взрывалась, когда многие тысячи и десятки тысяч уток и гусей разом взлетали с ее сверкающей поверхности, словно выражая протест против нашего вторжения. Мы поспешно повернули назад, однако я успел заметить стадо из полсотни голов карибу, мирно пасшихся на одном из бесчисленных травянистых островов.
Мы описали другой крут, на этот раз поднявшись повыше, чтобы ненароком не зацепиться за что-нибудь, и — заметили, что южная оконечность озера, точнее, его острова и берега нескольких речек, впадающих в озеро, покрыты сплошными пастбищными лугами площадью во много сотен актов. Зелень на которых выглядела настолько сочной, словно за ней ухаживали умелые агрономы.
Я замер, не в силах найти слова, чтобы передать свое удивление, и мой приятель-пилот опередил меня:
— Черт побери, какое укромное местечко! Кто бы мог подумать! Расскажи кому — не поверят! Нечто вроде индейского Шангри-Ла![178]
Между тем был уже вечер, быстро смеркалось, и, чтобы не рисковать и не совершать посадку на воду в темноте, мы поспешили вернуться. Итак, я увидел вполне достаточно, чтобы понять, почему последние беотуки могли найти убежище именно в этих местах.
Тридцать лет спустя, пытаясь найти ответ на вопрос, где альбаны-фермеры западного побережья могли найти убежище от новоявленной чумы — европейских мародеров, я вспомнил о своем до обидного коротком полете над озером Короля Георга. Не могли ли эти земли послужить альбанам точно так же, как несколько раньше беотукам? Но каким же образом пастухи с западного побережья могли не только перебраться сами, но и перегнать свои стада и переправить имущество через непреодолимую преграду — гряду Лонг Рейндж Маунтейнс. А если даже (что представляется мне невероятно сложной задачей) им удалось осуществить это, как могли исконные пастухи — скотоводы выжить и спасти стада на острове, сплошь покрытом лесными дебрями, расположенными к тому же на уровне субальпийских лесов?
