вновь вернуться в дом родной. Неприятно видеть предателя.
Говорившую сложно было назвать девушкой, но визуально она таковой являлась. Высокая, с королевской осанкой и острыми, точно кинжалы, чертами бледного лица, на котором застыли лиловые трупные пятна. Нижнюю часть ее лица с тонкими невыразительно бледными губами скрывала молочная маска в виде закрытой челюсти хищного зверя. Да и вся она являла собой единый вид чудовищно мертвого человека, который невесть как стоит на ногах. Но, несмотря на мертвый внешний вид, она являла всей своей сущностью власть и древнее могущество. Стоять рядом с ней было также опасно, как касаться руками огня. И, тем не менее, двое людей находились почти рядом, не обжигаясь. Острое тело, буквально обтянутое бледной холодной кожей, показывало все ее кости. Точнее те, что не были скрыты за нарядом. Сшитое будто из самого ночного неба платье точно обтягивало фигуру, как вторая кожа, лишь к низу имея свободный крой, который почти что прикрывал голые ступни. Платье имело две широкие лямки на плечах, которые плавно переходили в открытый лиф, оканчивающийся у живота тонким золотым поясом, похожим на маленькие звезды, и прикрывающий грудь лишь спереди. Тканевое украшение обвивало шею, мерцая странным блеском, а тонкие золотые цепи, отходящие от него, крепились к изящным наплечникам того же цвета, под которыми были шлейфы темной полупрозрачной ткани, свободно окутывающие руки. Волосы, противоречащие любым законам природы, были вороного цвета и струились по спине водопадом, украшенные изящной костяной диадемой.
Созданная из противоречий, она выглядела как труп со своими пятнами, раскинувшимися по коже будто странные созвездия, но при этом в этой девушке ощущалась такая древняя разрушительная мощь, перекрывающая мнимую слабость тела.
— Госпожа Смерть, — он улыбается ей улыбкой давнего знакомого. Из уголка сожженных губ стекает гранатовая капля крови, а покрасневший глаз был поддернут странной дымкой, исказив некогда красивую радужку. Этна, чьи руки объяты огнем, стояла позади, взирая на гостью. Она ее знает. По легендам и преданиям, по рассказам стариков и по пророчеству, которое смогла исполнить. Она, дочь огня и той, что утаила ее рождение, исполнила предназначение, вернув Смерть на континент. Но какой ценой?
Она видела ее впервые. Юная душа рядом с разрушительной силой создания. Он был причиной, по которой Смерть покинула континент. Старая душа, посмевшая изменить порядок вещей. И вот они наконец встретились лицом к лицу.
— Ты звал меня, — ее невыразительные губы растянулись в мягкую улыбку, частично скрытую маской, а голос скрежетал, будто ворчливый гром. Взор светлых глаз, поддернутых дымкой, взирал на русала. Тот выглядел отвратительно и жалко. Сожженная кожа открывала вид на раны и волдыри, красные и жуткие. Сожженные губы были растянуты в улыбке, пока сам он не сводил здорового глаза со Смерти. Он сошел с ума? Рад, что его пытка кончилась?
Огонь на руках Этны слабо полыхал, будто сейчас тоже решил умерить свой пыл пред той, кто была одной из первых, ступивших на эти земли. Она не могла отвести глаз от погибели в темном платье. Она смогла призвать ее, вернуть ее. Она едва ли верила в это.
— Звал.
— Спящая в огне.
Глаза внезапной гостьи устремились на Этну, и та выдержала чужой взор, не отведя своего. Не зная, что делать, она склонила голову, замечая улыбку Смерти. Она не была готова к тому, что пред ней предстанет сестра Жизни и потому не знала, как нужно приветствовать ее, надеясь, что вложила достаточно почтения в свой маленький жест.
— Ты все сотворила верно, Спящая. Благодарю, что возвратила справедливость и для меня, — она подошла поближе, протягивая костлявую руку, от которой веяло холодом. Она не дотронулась до Этны, вовремя останавливая себя. Ее прикосновения были губительны. Спящая наглядно видела результат на Западе, где часть земель, окружавших лагуну, были полностью умерщвлены. Но даже когда сестра Жизни протянула руку в незаконченном прикосновении, она не отстранилась. Наверное, странно, что она не боялась одну из самых первых и древних существ, сотворивших эти земли. Впрочем, она ведь видела свою покровительницу, какой смысл был бояться чужую?
— Я не знала, как еще вернуть Вас домой, госпожа Смерть, — негромко отозвалась Этна, смотря на свои ладони, где до сих пор полыхал огонь. Она заставила его потухнуть, сжимая руки в кулаки и наблюдая, как вместе с ним гаснут и шрамы. Сила, дарованная ей от рождения, спряталась внутри нее, затаившись среди костей и жил.
— Я часто думал о том, почему ты сразу не прикоснулась ко мне, госпожа. Не дашь ли ты ответа на этот вопрос? — раздался голос русала, который, кажется, намеренно фамильярничал со своей покровительницей. Сестра Жизни обернулась к нему, продолжая также ласково улыбаться. Но при этом от нее веяло губительным и мертвым холодом. Так нежно улыбаются лишь те, кто спустя секунду вонзит нож в твою спину.
— Я хотела, чтобы предательства боль пронзила тело твое также, как мое. Дабы ты ощутил то, что рождается после того, как погибают любовь и доверие. Дабы твое доверие стерли в прах, будто завядшую розу. Забрать с собой тебя, Кай, было бы слишком милосердно.
Изгнанник усмехнулся, качая головой. Этна не могла не признать, что наказание Смерти было заслуженным, однако, она не была уверена в его эффективности. Правда ли Кай любил ее все это время и правда ли она предала его доверие, как того и желала сестра Жизни?
— Ты любил меня, Кай? Скажи мне это. Скажи, что среди твоей лжи нашлось место этому чувству. Скажи, что любил меня, — Этна подошла к Каю, ласково касаясь теплыми пальцами его израненного лица. Он едва заметно вздрогнул, обращая на нее взор здорового глаза. Обожженный и ослепший, с ожогами и ранами, в нем по-прежнему сохранялась его былая красота. Чудовищная и убийственная.
— Я любил тебя, Этна. Любил искренне, пока ты не решила растоптать меня. Сжечь меня. Я любил тебя. Любил твои шрамы. Твои ночные глаза с отражением звезд. Твое любопытство. Твою отвагу. Я любил тебя. Однажды. Но не теперь, — на миг в его взгляде появилась нежность. Но лишь на миг. Он не лгал ей сейчас. Она чувствовала это. И из-за этого ее сердце сжалось от боли.
— Чудовища тоже умеют любить. Правда, своей чудовищной любовью. Твоя любовь ранила, Кай. Но я не виню тебя. Ты любил так, как умел сам, пусть это и было больно.
Этна отвернулась. Казалось, сейчас, после этого признания, ее должны были пронзить тысячи осколков. Она должна была ощутить слезы на щеках и вкус сожаления на губах. Но внутри было пусто.
