href="ch2-255.xhtml#id354" class="a">[255].
Звук калорифера, стук и стон нагревающихся или остывающих частей — символ непрочности всего, что есть в консервированной России. Он разносится тревожно, фирсовым страхом, как перед волей.
Мисюсь исчезла, как весь тот мир с амосовскими печами, липовыми аллеями и мезонинами, как призрачная, оставшаяся на старых фотографиях Россия.
Остался дом Перцовой напротив нового храма. Отопление там центральное, горячей водой. Ничего не стучит.
Жестянка с Россией была вскрыта давно. Её нельзя укупорить обратно, всё улетучилось.
Смолкли звуки молоточков.
Застучали серпы и молоты.
06.03.2017
Пятак (об одной сквозной литературной детали)
Сатин. Дай мне пятак, и я поверю, что ты талант, герой, крокодил, частный пристав… Клещ, дай пятак!
Максим Горький. «На дне».
Много лет ведя дневник наблюдений за живой природой, я решил прикоснуться к трепетному явлению русского шансона. Для таких наблюдений есть целый телевизионный канал, что посвящён этому выдающемуся явлению.
Ещё недавно был такой стереотип — все люди, что занимаются частным извозом, всенепременно заставляют своих пассажиров слушать русский шансон, который вроде морской свинки — и не морская, и не свинка, и не всегда русский и вовсе не похож на французов жидконогих. Но времена переменились, и таксист, заставляющий своих пассажиров слушать песни группы «Воровайки», стал редкостью. Да и «Владимирский централ» уже редок в мире частного извоза.
Итак, я начал смотреть телевизор, что показывал мне русский шансон в пакетном режиме. Сначала я был несколько обескуражен, ожидая увидеть мужиков в майках и угрюмые нутряные песни, рвущие сердце как «колючая проволока из бритвенных лезвий».
Ан нет, за два дня просмотра я не увидел ни одного человека с приличной татуировкой, ну там, с куполами какими-нибудь, с крестами и финкой, увитой плющом. Собственно, татуированных там вовсе не было, а шансон представлял собой фестиваль «Славянский базар» в Витебске, с краткими вкраплениями стилизованной цыганщины имени театра «Ромэн» — всё как в такси. Потом мне показали барда Митяева. Что-то было очень правильное в том, что эти жанры как-то слились, и вот уже бард Митяев в телевизоре говорил, что «русский шансон», настоящий качественный блатняк, должен быть подразделением авторской песни, мировой значимости явления.
Я был вполне с этим согласен — потому что жанр действительно уникальный — с одной стороны эклектика, а на самом деле новый, очень строгий жанр. Скажешь что не так — труба. Вход — рубль, выход — три.
Коктейль, но очень строгих пропорций — столько-то процентов Михаила Круга и Любови Успенской, столько-то процентов певца Новикова и, наконец, некоторое количество весовых частей Тимура Шаова, Ирины Богушевской и даже Городницкого.
Удивительно тут то, как работает принцип «на одном поле… не сяду». Эта хитрая комбинаторика подсказывает: нет, сядешь. Потому что это опыт пересечения множеств, хоть некоторые из них пересекаются только в одном элементе. Например, песенный коллектив «Лесоповал» вполне комплементарен Михаилу Кругу, а вот Богушевской вовсе не комплементарен. Маруся Огонёк не стоит рядом с Вертинским, но через двух исполнителей к нему сводится. И задаёшься вопросом — «Не в падлу ли N. на одном-то поле»? — и, понимая, что нет, хочешь разобраться, почему. Мудрые наблюдатели в этом месте начинают говорить о том, что злато побивает булат — по крайней мере в долгосрочной перспективе.
Эти цепочки и их соединения мне и интересны. Впрочем, другие рассудительные люди предлагают проигрывать некоторых исполнителей в карты уже на этапе. Не отрицая эту мудрую мысль, нужно сказать, что русский шансон, похожий на морскую свинку всё же даёт пространство для интересных наблюдений.
Наконец, появились перед моими глазами и Михаил Круг, непонятные хриплоголосые старики и ранее неизвестный мне Игорь Слуцкий. Был он кругл лицом и произносил, несколько набычившись, нормальные банальности.
Но дело не в том, что он не выказал острого ума — мало ли что кому покажется, и человек с микрофоном не хрустящий червонец. Дело в том, что Игорь Слуцкий начал рассказывать о песне «Туда», которую он написал случайно. (Я очень люблю авторов, объясняющих, как и что они написали — это особо привлекательный жанр). И вот насупленный Слуцкий сообщил, что первое, что пришло к нему — были слова «Зазвенел о камень пятак». «Не знаю, — говорил он, — откуда это взялось, но песня выстроилась вокруг этих слов».
Фраза действительно хорошая, да.
Надо сказать, что Слуцкий не производил впечатления мистификатора — не знаю, конечно, может, весёлый человек и любителей розыгрышей, он по ночам Шиллера читал без словаря, но всё же, всё же…
Итак, он пел:
Дождь прошел косой полосой
Зазвенел о камень пятак
Не наговориться с судьбой
Все она решила и так…
Первая строчка тут отсылает к Маяковскому — «пройду стороною…», и Бунину «внезапный дождь косыми полосами», но дело не в нём, а в пятаке.
В знаменитой повести «Кортик», которую написал Анатолий Рыбаков, была сцена в московском дворе начала двадцатых. «Мальчики играли царскими медяками в пристеночек. Генка изо всех сил расставлял пальцы, чтобы дотянуться от своей монеты до Мишкиной.
— Нет, не достанешь, — говорил Миша, — не достанешь… Бей, Жила, твоя очередь.
— Мы вдарим, — бормотал Борька, прицеливаясь на Славину монету, — мы вдарим… Есть! — Его широкий сплюснутый пятак покрыл Славин. — Гони копейку, буржуй!
Слава покраснел:
— Я уже всё проиграл. За мной будет.
— Что же ты в игру лезешь? — закричал Борька. — Здесь в долг не играют. Давай деньги!
— Я ведь сказал тебе — нету. Отыграю и отдам.
— Ах так?! — Борька схватил Славин пятак. — Отдашь долг — тогда получишь обратно.
— Какое ты имеешь право? — Славин голос дрожал от волнения, на бледных щеках выступил румянец. — Какое ты имеешь право это делать?
— Значит, имею, — бормотал Борька, пряча пятак в карман. — Будешь знать в другой раз.
Миша протянул Борьке копейку:
— На, отдай ему биту… А ты, Славка, не имеешь денег — так не играй.
— Не возьму, — мотнул головой Борька, — чужие не возьму. Пусть он сам отдает.
— Зажилить хочешь?
— Может, хочу…
— Не выйдет. Отдай Славке биту!
— А тебе чего? — ощерился Борька. — Ты здесь что за хозяин?
— Не отдашь? — Миша вплотную придвинулся к Борьке.
— Дай ему, Мишка! — крикнул Генка и тоже подступил к Борьке.
Но Миша отстранил его:
— Постой, Генка, я сам… Ну, последний раз спрашиваю: отдашь?
Борька отступил на шаг, отвел глаза. Брошенный им пятак зазвенел на камнях»[256].
Но это цитата забавная, для тех, кто улавливает рифму повести конца
