Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 151
Когда сценарий написан, ситуация меняется. Боль, одиночество и страх этих детей перестают играть центральную роль – теперь они становятся актерами, певцами, танцорами, хореографами, режиссерами по свету и декорациям. Возможность проявить себя играет критическую роль – это лучшее лекарство от вызванного травмой чувства беспомощности.
Это, разумеется, касается и каждого из нас. Когда на работе начинаются проблемы, когда проект, на который возлагались такие большие надежды, идет под откос, когда близкий человек уходит или умирает, мало что может помочь так, как возможность подвигать мышцами и заняться чем-то, требующим сосредоточенного внимания. В школах и в рамках психиатрических программ бедных районов частенько об этом забывают. Они хотят, чтобы дети вели себя «нормально» – не создавая при этом условий для того, чтобы они чувствовали себя нормальными.
Дети из семейных приютов – прирожденные актеры. Чтобы играть трагических персонажей, нужно изображать соответствующие эмоции, создавая вокруг себя реальность, наполненную болью и скорбью. Они другого мира и не знают. Им каждый день приходится выживать.
Кроме того, театральные программы учат причинно-следственной связи. Жизнь детей в семейных приютах совершенно непредсказуема. В любой момент может произойти все что угодно: срыв под воздействием триггера; убийство или арест родителей прямо у них на глазах; переезд из одного дома в другой; наказание за поведение, которое одобрялось в предыдущей семье. В ходе театральной постановки же они видят последствия своих решений и действий прямо у себя перед глазами: «Чтобы дать им чувство контроля, нужно предоставить им возможность управлять своей судьбой, вместо того чтобы решать все за них, – объясняет Пол. – Этим детям нельзя просто помочь, исправить или спасти их. Нужно работать с ними бок о бок, помогая понимать свое собственное видение, и реализовывать его вместе с ними. Тем самым мы возвращаем им чувство контроля. Мы исцеляем травму, ни разу не упоминая этого слова».
Приговоренные к Шекспиру
Подростки, приходящие на занятие по программе «Шекспир в суде», не занимаются импровизацией, для них не готовят сценарии на основе их собственной жизни. Все они «малолетние преступники», признанные виновными в нанесении побоев, распитии спиртных напитков, кражах и имущественных преступлениях, которых суд по делам несовершеннолетних округа Беркшир приговорил к шести неделям интенсивного обучения актерскому мастерству по четыре вечерних занятия в неделю. Никто из этих подростков прежде не был знаком с творчеством Шекспира. Как сказал мне Кевин Коулман, когда они впервые приходят на занятие – озлобленные, подозрительные и шокированные, – они убеждены, что лучше бы им было пойти в тюрьму. Вместо этого же им предстоит выучить реплики Гамлета, Марка Антония или Генри Пятого, после чего они в сжатой форме ставили всю шекспировскую пьесу перед аудиторией, состоящей из родных, друзей и представителей системы ювенальной юстиции.
Не находя слов, чтобы выразить последствия своего тяжелого детства, эти подростки привыкли выражать свои эмоции насилием. У Шекспира немало сражений на мечах, что, подобно другим боевым искусствам, дает им возможность попрактиковаться в выражении сдержанной агрессии и физической силы. Упор делается на всеобщей безопасности. Дети обожают махать мечами, однако чтобы не поранить друг друга, им приходится договариваться и использовать слова.
Шекспир писал в переходные времена, когда устное общение начало сменяться письменным – когда большинство людей по-прежнему ставили вместо подписи крестик. Эти дети переживают свой собственный переходный период: многим из них сложно формулировать свои мысли, а некоторые и читают с трудом. Они используют матерные слова не только для того, чтобы показать, какие они крутые, – у них попросту нет других слов, чтобы обозначить себя или свои чувства. Открывая богатство и потенциал языка, они зачастую получают искреннее удовольствие.
Первым делом участники разбирают, о чем именно говорит Шекспир, строчка за строчкой. Режиссер читает этим новоявленным актерам слова одно за другим, и они должны произнести свои реплики на одном дыхании. Поначалу многим из этих детей едва удается вообще выдавить из себя хоть строчку. Прогресс происходит очень постепенно, по мере того, как каждый актер усваивает слова. Эти слова приобретают глубину и находят отклик вместе с меняющимся в соответствии с возникающими ассоциациями голосом.
Идея в том, чтобы дать актерам почувствовать, как они реагируют на слова – тем самым раскрывая персонажа. Упор делается не на запоминание строк, а на то, чтобы актер задумался: «Что эти слова значат для меня? Какое влияние я оказываю на других актеров? Что происходит со мной, когда я слышу их реплики?»
Этот процесс способен изменить жизнь, в чем я убедился на одном занятии, которое проводили обученные организацией «Шекспир и компания» актеры в медицинском центре для ветеранов в городе Бат, штат Нью-Йорк. Ларри, пятидесятидевятилетний ветеран войны во Вьетнаме, который за прошлый год двадцать семь раз попадал в больницу на детоксикацию, вызвался играть роль Брута в сцене из «Юлия Цезаря». Когда началась репетиция, он сбивчиво читал себе под нос свои реплики – казалось, он боялся того, что о нем подумают окружающие.
Припомни март и мартовские иды:Иль Цезарь пал не ради правосудья?Иль негодяями он был сраженНесправедливо?(перевод Михаила Зенкевича)Казалось, ушли часы, чтобы отрепетировать речь, начинавшуюся с этих строк. Поначалу он стоял, ссутулившись, и повторял слова, которые шептал ему в ухо режиссер: «Припомни – что ты помнишь? Ты помнишь слишком много? Или слишком мало? Припомни. Чего ты не хочешь помнить? Каково это – помнить?» У Ларри надломился голос, он не поднимал глаз, по его лбу струился пот.
После небольшого перерыва и глотка воды снова за дело. «Правосудие – ты добивался правосудия? Ты когда-либо падал ради правосудия? Что для тебя значит правосудие? Сражен. Ты когда-нибудь ранил кого-то в бою? А тебя ранили? Каково это было? Что бы ты сделал иначе? Удар. Тебе когда-либо наносили удар в спину? А ты наносил удар в спину кому-либо?» На этом Ларри выскочил из комнаты.
На следующий день он вернулся, и мы продолжили – Ларри стоял весь в поту, его сердце колотилось, а в голове проносились миллионы ассоциаций, в то время как он постепенно позволял себе прочувствовать каждое слово в проговариваемых строках.
По окончании программы Ларри впервые за многие годы устроился на работу, и шесть месяцев спустя, насколько мне известно, он по-прежнему работал. Для исцеления от травмы просто необходимо научиться чувствовать и переживать глубокие эмоции.
В программе «Шекспир в суде» особенности языка, используемого на репетициях, переносятся и в разговоры учеников вне сцены. Кевин Коулман отмечает, что они часто используют выражение «Я чувствую, что…» («I feel like». – Прим. пер.). Он продолжает: «Когда путаешь свои эмоциональные переживания со своими суждениями, то все смазывается. Если спросить их: «Каково это было?» – то они тут же ответят «было здорово» или «было не очень». Это их суждения. По этой причине мы не спрашиваем после сценок «Каково это было?», так как это отдаляет их от эмоциональной части их мозга».
Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 151
