путного о месторасположении бывшей германской лесопилки. Лишь один столетний старик вспомнил, что да, до войны на самом деле было здесь что-то подобное. Но потом, когда напал Гитлер, оборудование, как главную ценность, вывезли куда-то в Сибирь, да там так и оставили. Некоторое время назад он вроде как слышал, что станки те германские исправно функционируют вот уже второе столетие – и режут, и пилят, и строгают. Чудеса, да и только!
А в самих Кудыщах заводские корпуса в войну сгорели дотла. Кирпичи разворовали местные жители под свои нужды. Нынче на месте фабрики – футбольное поле. Впрочем, возможно, подводит память. Лесопилка могла быть и на территории парка, который насадили во времена Хрущёва. А, может быть, и где-то ещё. При Брежневе какой-то завод начали вроде строить, да потом бросили. Не там ли, где немцы пилили? А когда Ельцин правил, тогда всё подряд крушили, и стреляли при всём честном народе, и топором надвое рубили. Да разве кто ж сегодня точно вспомнит?
Пьяненький мужичок под сорок взялся за десять тысяч рублей или почти полтораста долларов, невиданные здесь деньги, довезти на тракторе до деревни Занеможье, что километрах в десяти от Кудыщ. В пути едва не завязли. Со времён Пушкина на дорожном пространстве русской провинции изменилось мало. Предсказание поэта («Лет чрез пятьсот дороги, верно, у нас изменятся всемерно») сохраняет актуальность в полной мере.
Занеможье XXI века состояло из одного заколоченного и скособоченного деревянного дома с прохудившейся крышей. О былом существовании двух десятков других строений говорили обильно заросшие травой и едва различимые остатки фундаментов. Судя по их виду, деревня окончательно испустила дух лет 30 назад. По словам тракториста, последний старичок из дома, что ещё не до кон-
ца завалился, «помёр аккурат тогда, когда Путин с Медведевым менялись».
Тоня с мужем попытались вычислить, где стоял дом Игната Селижарова с большим садом и огородом. Место, откуда всё начиналось, являло собой пустырь с высоченными, по грудь, зарослями крапивы и борщевика, над которыми витали тучи зловредной мошкары. Приобретённые в Осташкове спреи действовали в течение нескольких минут. Затем тело подвергалось очередной атаке.
Среди остатков фундамента Игнатова творения произрастала яблонька-дикарка. Тоне пришла на ум оригинальная идея. С помощью лопаты и топора, удачно оказавшихся в кабине трактора, они с мужем с трудом, но всё-таки вырубили небольшой кусочек корня этого милого деревца с малюсенькими и на редкость кислыми плодами. Его можно будет поместить в бутылку, с водкой или без неё. Другой вариант – запечатать корешок в расплавленное стекло. Сувенир «назад, к корням» из некогда существовавшей деревни Занеможье станет прекрасным украшением кабинета председателя правления компании «Шпрингдерхаузен» Демьяна Селижарова.
– Глухомань здешняя – идеальный плацдарм для яблоневых плантаций, – со знанием дела произнёс Кристиан, выросший среди яблонь боннской округи. Предместья бывшей столицы на Рейне имели славу одного из центров разведения фруктовых садов в западной части Германии. – Всю Россию можно было бы накормить занеможско-кудыщинскими яблоками. Как они об этом не догадаются? Странно, странно…
Творческая фантазия Тони воспроизводила быт русской деревни столетней давности, как его описал прапрадед. Праправнучка пыталась представить избу Игната Ильича с огромной печью-каменкой и тёплыми лежаками на ней, скоблёный стол с вместительным горшком щей посередине и грудой ложек рядом, личный колодец и бревенчатую баню с крапивными вениками, «революционные» методы справления нужды, столярные эксперимен-
ты, перекочевавшие из далёкой русской деревеньки в промышленное производство Германии.
Чувствительная девушка мысленно перелистывала отдельные страницы повествования предка. Её воображение рисовало закомуристое рождение Емели накануне Кровавого воскресенья, чудодейственное его исцеление знахаркой Аграфеной, обучение грамоте селижаровских мальчиков в церковно-приходской школе, рождественскую вылазку в деревню барыни Загряжской, емелькину находку, посещение братьями знаменитого новогоднего представления в дворянской усадьбе и первое их знакомство с необыкновенно вкусным блюдом – салатом «Оливье».
В тониной голове рождались сцены судьбоносного поворота в истории её семьи и родины – начало Первой мировой, уход на фронт Максима, получение родными из Вильманстрандского полка извещения о его без вести пропаже, вихри февральской революции и торнадо октябрьского переворота. Нелёгкая жизнь пришлась на долю поколения революций начала прошлого века. Нет, стать свидетелем тех фундаментальных исторических перемен ни она, ни Кристиан ни за что не хотели бы. Ни за какие деньги! А за миллион? За миллион тоже. Не дай Бог, чтобы новые великие потрясения в России или Германии пришлись на их век.
А вот обо всём другом, случившемся в Занеможье, Кудыщах и Осташкове в советский период, никто из Селижаровых-Шпрингдерхаузенов ничего толком не знал. Ни Тоня с Кристианом и даже очевидцы той эпохи на самом деле не ведали о подробностях службы Емельяна Игнатьича в серьёзных органах, о его личной роли в освобождении осташковских земель от буржуазной нечисти, троцкистских прихвостней и мракобесия церкви.
Не осталось никаких следов от историй с раскулачиванием Игната, смертью младшего Загряжского, да ещё многими другими непонятными деяниями, которые случились на осташковском паровозе, летевшем в коммуну. Мало кто хотел бы оживлять воспоминания о расстрелах печального 37-го года и о прошлом обличии ныне цвету-
щей Ниловой пустыни, когда-то в далёкие времена социалистических экспериментов превращённой в каземат по дороге на эшафот для тысяч польских граждан.
И правильно, что не хотят. Да и было ли такое на самом деле? А если и было, то что здесь такого? Действительно, НУ ЧТО ТАКОГО? Не об этих мелких эпизодах большой истории помнить и вести разговор надобно, а о великих героических свершениях нашего народа. Вы что, против?
И слава Богу, что не оставил Емельян потомкам сведений о своей судьбе. Зачем им знать то, что он сам обязался не разглашать до самой смерти? Разве виноват он в том, что его личная и служебная жизнь сложилась столь несуразным образом? Времена такие были, они и виноваты. На них вся ответственность. Их под суд и отдавайте. Но ведь не отдаёте! Даже дело завести не желаете! Стало быть, не всё так просто, вот видите…
А Емеля только шагал в ногу в одном строю вместе со всей страной и своим народом. Если бы времена и порядки те стране и народу были не по нраву, то страна и народ наверняка запустили бы новый ход времени и установили новые порядки. Но они ведь этого не сделали. Не захотели, выходит, не так ли?
В Осташков вернулись измученными и покусанными. Усталость была столь велика, что ночью они не просыпались даже от комариных диверсий. Поутру первым делом позвонили на железнодорожную станцию и поинтересовались, есть ли возможность добраться на перекладных до Бологого.
В поношенном вагоне скучать было
