Хотя отец в принципе соглашался с тем, что они должны откладывать деньги, это не останавливало его, когда требовалось оказать материальную помощь семьям вроде Лейси.
Ровену радовало только одно — с тех пор, как в доме появился маркиз, ей удалось сэкономить каждый шиллинг, заплаченный другими пациентами.
Наиболее совестливые жители деревни всегда старались заплатить хотя бы шиллинг за роды и три-четыре — за лечение сломанной ноги или пробитой головы.
Эти деньги и составляли «фонд Марка», как называла его про себя Ровена. Деньги эти девушка хранила в шкатулке в своей комнате и поклялась себе, что, как бы ни нуждались они в средствах на ведение хозяйства, она ни за что к ним не прикоснется.
В то же время этой суммы все равно не хватало на плату за обучение в приличной школе для мальчиков. Что бы ни говорила Ровена о влиянии маркиза на обитателей дома, она не могла не признать, что, с финансовой точки зрения, его появление в доме было для них настоящим подарком судьбы.
Но Ровена с отчаянием думала о том, что, если они даже смогут оплатить один семестр обучения Марка в Рагби, им нечем будет заплатить в следующем семестре, если только богатые пациенты вроде маркиза не станут сваливаться на их головы примерно раз в месяц.
Не могло быть никаких сомнений в том, что теперь, когда маркизу стало лучше, он начнет подумывать об отъезде.
Поднимаясь в комнату маркиза с теплым питьем, от которого он должен был хорошо спать ночью, Ровена решилась наконец сказать то, что давно уже обдумывала.
Лакей, как всегда, явился переодеть своего господина на ночь, и его светлость лежал, откинувшись на подушки, в одной из своих шелковых ночных рубашек.
Подходя к кровати, Ровена заметила, как блеснул в лучах заходящего солнца массивный перстень с печаткой на пальце маркиза.
Вспомнив, как гордится он своей родословной, Ровена улыбнулась и подумала, что перстень является, пожалуй, символом гордости молодого человека.
Маркиз смотрел, как Ровена идет к нему через комнату, и думал о том, что ему редко приходилось встречать столь грациозных девушек. Она двигалась легко и в то же время величественно, словно голова ее была увенчана короной.
Маркиз вдруг представил себе на белокурых волосах Ровены одну из тиар, запертых в сейфе в Свейнлинг-парке.
Пожалуй, Ровене пошли бы сапфиры, но бирюза, которую так любила его мать, смотрелась бы еще лучше. Вокруг бирюзы были вделаны чистой воды бриллианты, а крупные камни ожерелья превосходно смотрелись бы на светлой коже Ровены. Подойдя к кровати, девушка опустилась на стоявший рядом стул.
— Что вас беспокоит? — спросил маркиз.
Удивившись про себя тому, что он уловил ее настроение, Ровена сказала:
— Мистер Эшберн говорил сегодня, что вы скоро поедете домой.
— Ваш отец сказал, что завтра я смогу встать. Это большой шаг в сторону выздоровления.
Помявшись немного, Ровена произнесла:
— Я уверена, что услуги сэра Джорджа Сеймура, который дважды приезжал из Лондона осмотреть вас, обойдутся очень… дорого.
— Наверное, — равнодушно ответил маркиз.
— А если бы вас лечил ваш собственный врач, дома… сколько бы он взял?
Задумчиво посмотрев на Ровену, маркиз сказал:
— Эту информацию может дать вам мистер Эшберн.
— Мне никогда бы не пришло в голову задать такой деликатный вопрос вашему секретарю, милорд, — гордо произнесла Ровена.
— Вы ведь пытаетесь высчитать, сколько я заплачу вашему отцу, — осведомился маркиз.
— Именно так, — согласилась Ровена. — И я хочу просить вашу светлость, чтобы вы передали эти деньги не отцу, а мне.
— Вы уверены, что это будет этично?
— Если вы дадите деньги папе, они не удержатся у него. Вы наверняка уже поняли, что он лечит не только недуги, но также заботится о пустых карманах и пустых желудках местных жителей.
— И это возмущает вас, мисс Ровена?
— Конечно, это огорчает меня! — воскликнула Ровена. — Ведь такое поведение отца не только лишает моего брата и сестер нормального питания, необходимого для их здоровья, но и не позволяет мне отложить деньги на очень важное дело.
— Новое платье? — предположил маркиз.
Он собирался спровоцировать Ровену, и это ему удалось.
— Я не сомневаюсь, что вы весьма невысокого обо мне мнения, — сказала она. — Но если вы считаете, что я способна думать о нарядах, когда моей семье не хватает самого необходимого, то ошибаетесь, милорд.
Маркиз рассмеялся, и только тогда Ровена поняла, что он просто дразнит ее.
— Извините, — сказал он. — Но я просто не мог устоять, чтобы слегка не позлить вас. Мне нравится смотреть, как в гневе сверкают ваши глаза. Думаю, вы должны признать, что в этом бою победа осталась за мной.
— Вы просто отвратительны, — взорвалась Ровена.
— И все же, скажите мне, зачем вам так срочно понадобились деньги, — миролюбиво спросил маркиз.
— Я хочу послать Марка в школу, — призналась девушка.
— Марк, Лотти, Гермиона. Вы никогда не думаете о себе, Ровена?
— Мне будет хорошо тогда, когда будет хорошо моим близким. У меня разрывается сердце, когда я вижу, что Марк не только не знает многих вещей, которые ему следовало бы знать, но лишен к тому же общества сверстников. В деревне нет ни одного подходящего ему в друзья мальчика. — Тяжело вздохнув, Ровена быстро добавила: — Хотя зачем я рассказываю вам все это? Я прощу всего лишь о том, чтобы вы отдали деньги, которые должны моему отцу, не ему, а мне. Каждый пенни из них будет истрачен на Марка.
— Вы думаете, этих денег будет достаточно, чтобы оплатить обучение вашего брата в хорошей школе? — спросил маркиз.
— Нет, конечно, нет. Я не ожидаю такой крупной суммы даже от человека вроде вас. Но я уже давно откладываю понемногу. И еще я подумала, что, когда вы уедете, могу попытаться сама заработать немного денег.
— Каким же образом вы собираетесь это сделать? — поинтересовался маркиз.
— Это пришло мне в голову благодаря вам, — призналась Ровена. — Нам привозили так много фруктов, что мы не съедали их и я начала варить джемы, чтобы ничего не пропадало.
— Очень разумно — и рачительно, — кивнул маркиз.
— Я подумала, что мы сможем продержаться всю зиму с этими запасами. А на прошлой неделе жена викария попросила меня дать ей баночку джема для благотворительного базара. Я дала ей две — одну персикового и одну сливового. За них заплатили по шиллингу за каждую! — Глаза Ровены горели от радостного возбуждения. — Шиллинг! И жена викария сказала, что могла бы продать еще дюжину, если бы я дала ей.
— Продолжайте! — потребовал маркиз, не сводя глаз с девушки.
