Те лопнули.
Раздался пронзительный женский вопль.
Медведица убила стольких, скольких смогла настичь, с когтей стекала кровь, лапы мучительно болели. А люди орали и орали, сбивая друг друга с ног, пока она лупила по ним, словно стенобитное орудие при осаде. Все, будь то мужчины или женщины, стоило ей до них добраться, валились на землю замертво. Если бы смогла, она уничтожила бы всех людей в мире. Ведь погиб ее детеныш. Детеныш мертв. Она убивала и убивала, но они разбегались в разные стороны.
Когда поблизости никого не осталось, медведица вернулась и принялась разрывать их поверженные тела. Несколько человек оказались еще живы, и она постаралась, чтобы они умерли, объятые ужасом.
Ее детеныш погиб.
Но следовало поторопиться, пока люди не вернулись со своими мощными луками и несущими смерть закованными в сталь солдатами. Она подхватила оставшегося малыша, превозмогая боль, усталость, возбуждение и страх, который познала в этих полных страданий людских землях, и бросилась бежать. Сзади, в городе, забили в набат.
Она спасалась бегством.
ЛОРИКА — СЭР МАРК УИШАРТ
На зов набата отозвался всего один рыцарь со своим оруженосцем. Они галопом прискакали из командорства, но, подъехав к воротам, обнаружили их запертыми, на городских башнях и стенах заметили арбалетчиков.
— Создание из земель Диких! — проорал испуганный стражник со стены.
Горожане отказались открыть ворота, несмотря на то что сами же набатом взывали о помощи. И даже несмотря на то что он был приором[23] ордена святого Фомы. И, значит, не меньше чем паладином.
Рыцарь поехал вдоль стены, пока не оказался на рыночной площади.
Спешился. Взволнованный оруженосец поглядывал на соседние поля, словно в любой момент на них оттуда могла обрушиться целая орда боглинов[24].
Паладин поднял забрало и медленно пошел по полю, границы которого обозначались высохшей канавой. Сначала трупов попадалось мало, но по мере приближения к дубу, стоявшему посередине рыночной площади, их число все увеличивалось и увеличивалось. Он услышал жужжание множества мух. ощутил зловоние от вываленных внутренностей, разлагавшихся под лучами теплого весеннего солнца.
То был узнаваемый запах поля битвы.
Опустившись на колени, он прочел молитву. Ведь был в одном лице и рыцарем, и священником. Поднялся и двинулся обратно, туда, где его дожидался оруженосец, на ходу неуклюже цепляясь шпорами за одежду мертвецов.
— Что… Что тут произошло? — спросил мертвенно–бледный мальчишка.
— Трудно сказать что–то определенное, — ответил рыцарь, снял шлем и передал оруженосцу.
Затем вернулся на поле смерти. Бегло осмотрелся, стараясь подавить глубокие вздохи.
Почти все собаки валялись кучно. Паладин вынул меч — отполированный до зеркального блеска четырехфутовый клинок — и с его помощью перевернул труп мужчины с ногами, подобными стволам деревьев, и руками, напоминавшими окорока.
Рыцарь присел, снял латную рукавицу и поднял нечто похожее на клок шерсти.
Шумно выдохнул.
Выставив вперед меч, он испросил Господа о помощи и, вобрав в себя священную золотую силу, сотворил простое заклинание.
— Глупцы, — произнес он.
Заклинание указало на место гибели священника. Обнаружив оторванную голову, он оставил ее лежать, где упала. Найденный кинжал опутал нитями силы.
— Ты — самонадеянный идиот, — сказал он мертвой голове.
Рыцарь приподнял труп возчика, прикрывавший изувеченное тельце дочери, откинул его, опустился на колени и, вознеся молитву, заплакал.
Наконец воин с усилием поднялся на ноги и отправился к оруженосцу. Скрыть волнение не получилось.
— Это сделала золотая медведица, — пояснил он.
— Господи Иисусе! — воскликнул оруженосец. — Тут? В трехстах лигах от Стены?
— Нечего Господа поминать всуе, юноша. Ее пленили и привезли сюда. Травили собаками. А между тем, у нее были детеныши, так вот — одного из них скормили псам. — Он повел плечами.
Оруженосец перекрестился.
— Скачи в Харндон и сообщи королю, — велел рыцарь, — я же постараюсь выследить медведицу.
Тот кивнул:
— Буду в городе еще до сумерек, милорд.
— Надеюсь. Не задерживайся, скачи прямо сейчас. Всего одна медведица с притащившими ее людьми. Я ощущаю страх этих глупцов, но придется оставить пока все как есть. Скажи королю, епископ Джарсея лишился викария. Его обезглавленное тело валяется здесь. Зная этого святошу, думаю, не ошибусь, возложив вину за случившееся на него. И посему самое подходящее, что можно сказать при подобных обстоятельствах, — он получил по заслугам.
Оруженосец побледнел.
— Несомненно, милорд, только богохульствуете теперь вы.
Сэр Марк раздосадованно сплюнул. Во рту еще ощущался рвотный привкус. Достал флягу с вином из кожаной сумки, притороченной к седлу, и залпом выпил чуть ли не треть.
— Сколько ты у меня в оруженосцах?
Юнец улыбнулся.
— Два года, милорд.
— И сколько раз мы с тобой сталкивались с Дикими?
Парень приподнял брови.
— Двенадцать.
— А сколько раз Дикие нападали на людей просто потому, что хотели беспричинно навредить? — спросил сэр Марк. — Если ты разворошишь осиное гнездо, тебя покусают, но станут ли осы после случившегося воплощением зла?
Оруженосец вздохнул.
— В школе об этом ничего не говорили, — произнес он с сожалением.
Рыцарь еще раз хорошенько приложился к фляге. Дрожь в руках ослабевала.
— Она — мать, и у нее остался детеныш. След все еще заметен. Я поеду за ней.
— За золотой медведицей? — изумился мальчишка. — Один?
— Ну, я ведь не сказал, что собираюсь сразиться с нею. Просто отправлюсь по следу, а ты доложишь королю.
С ловкостью акробата паладин вскочил в седло. Оруженосец искренне восторгался его многочисленными способностями, и этой в том числе.
— Если время и силы позволят, перешлю эфирный слепок в командорство. Теперь езжай.
— Хорошо, милорд.
Парень развернул лошадь и скрылся из вида, сразу перейдя на галоп, как научили его в Ордене.
