Точных данных о происхождении отца Ирины так и не обнаружилось. Нам известно, что Родион Яковлев родился в 1728 году; предположительно в тридцатых годах он очутился в доме Петра Полуектова (между 1692 и 1696–1772), крепостного крестьянина графов Апраксиных, переселённого в Суйду из какой-то центральной губернии. В бездетной семье приёмыш фактически стал родным сыном. Из других документов можно вывести, что в 1749 или в 1750 году «приимыш» Родион, которому было около двадцати двух лет, женился на Лукерье Кирилловой (1730–1796 или 1797), числящейся «старинной того села»[73].
Таким образом, к моменту рождения Ирины её матери было двадцать восемь лет, а отцу — круглых тридцать. По тогдашним меркам, Родион и Лукерья Яковлевы уже миновали середину земной жизни и вплотную приблизились к возрасту дедов и бабок[74].
Вышло так, что семейство Яковлевых принадлежало Фёдору Алексеевичу Апраксину совсем недолго.
Двадцатипятилетний граф побаивался, что вдова его брата Петра (правда, разведённая, но имевшая хорошие связи в «сферах» особа) заявит свои — как на грех обоснованные — претензии на апраксинские земли[75]. А делиться с хваткой невесткой отставному капитан-поручику никак не хотелось и, едва вступив в единоличное владение вотчиной, Ф. А. Апраксин решил сорвать банк, то бишь опередить соперницу и побыстрее избавиться от Суйды и прочих окрестных селений.
Вскоре он преуспел в этом хлопотном деле и выгодно сбыл вотчину.
Покупателем оказался не кто иной, как генерал-аншеф и кавалер многих орденов, начальник Ладожского канала и кронштадтских строений Абрам Петрович Ганнибал (1696–1781), прославленный «арап Петра Великого».
Судя по сохранившимся метрическим записям, уже 1 мая 1759 года Суйда законно принадлежала ему[76]. Помимо Суйды, генерал приобрёл также Мельницу, Коприно (Кобрино) и иные апраксинские земли. В последующие годы он расширил свои владения за счёт покупки близлежащих имений других помещиков. Кроме того, неподалёку от Кобрина генерал попутно построил Руновскую мызу. В итоге общая площадь его поместий в Петербургской губернии составила 9476 десятин[77].
Так Ирина (Иринья) Яковлева, которой не исполнилось и года, сменила господина и превратилась в крепостную диковинного, отродясь не виданного в тех краях барина с чёрной «арапской рожей».
Возможно, удивлённая девочка впервые увидела его, давно разменявшего седьмой десяток, лишь во второй половине 1762 года или даже позднее. После кончины императрицы Елизаветы Петровны (та почила в Бозе в декабре 1761 года) придворные недруги сумели настроить оказавшегося на престоле Петра III против генерала. В июне 1762 года Абрам Петрович был отправлен в отставку «за старостию»[78], причём сделали, это без полагающихся пожалований и повышений в чине. Вскоре после оскорбительного изгнания со службы А. П. Ганнибал гордо удалился в Суйду, «где с редкими отлучками и провёл последние девятнадцать лет своей богатой событиями жизни»[79].
В исповедной росписи суйдовской церкви Воскресения Христова за 1765 год, среди «дворовых людей господина генерал аншефа и ковалера Аврама Петровича Ганибала», есть и уже знакомые нам имена Петра Полуектова, его «приимыша» Родиона Яковлева с женой Лукерьей и детьми. Указана (среди «людей женска полу», под № 62) и Иринья, шести лет. В графах «Кто были у исповеди и святого причастия» и «Которые у исповеди не были» против её имени ничего не написано[80].
В эти годы Яковлевы по-прежнему жили вместе с Полуектовыми, душа в душу, под единой кровлей. Семейство Родиона Яковлева разрасталось: вслед за Ириной родилось, по всей вероятности, ещё четверо детей. Такая большая семья, состоящая преимущественно из малолетних, была обречена на существование в условиях крайней нужды.
Небезызвестный Василий Львович Пушкин (дядюшка поэта), побывавший в Суйде в конце XVIII столетия, воспел благолепие тамошней натуры в звучных сентиментальных стихах:
Души чувствительной отрада, утешенье, Прелестна тишина, покой, уединенье, Желаний всех моих единственный предмет! Недолго вами я, к несчастью, наслаждался; Природы красотой недолго любовался; ………………………………………… С каким весельем я взирал, Как ты, о солнце, восходило, В восторг все чувства приводило! Там запах ландышей весь воздух наполнял, Там пели соловьи, там ручеёк журчал; И Хлоя тут была; чего ж недоставало? Что в мире я любил, что мысль обворожало, Кем сердце нежное дышало, Всё было там со мной!..[81]
Крестьяне ганнибаловских владений не были горазды на подобное восприятие красот местной природы. Они находились на барщине (никаких сведений о её размерах нет), то есть трудились (в обществе своих хлой) в полях и на мельнице, временами заготавливали лес и дрова, занимались рыболовством на журчащей Кобринке и сбором мёда.
Отставной генерал жил не только «в тишине и покое», как сказано в «Немецкой биографии А. П. Ганнибала» А. К. Роткирха (XVII, 48). Он был хозяином рачительным, вникавшим во всякие хозяйственные подробности, охочим до усовершенствований, но, видимо, не слишком заботливым по отношению к собственным холопам. В преданиях сообщается о его суровом нраве и крайней скупости. Показателен эпизод, имевший место в январе 1766 года: когда ватага крепостных одного из помещиков Петербургской губернии пустилась в бега, к ней незамедлительно присоединилось и «множество беглых Господина Ганнибала Суйдовской мызы крестьяне». Вооружившись «разбойничскими инструментами», ослушники, ничуть не горюя о покинутых соловьях и ландышах, «поехали в Польшу». Дело об этом возмутительном происшествии было заслушано в Сенате[82].
