Первоначально линия наша построена была на левый галс и держала SO самый полный бейдевинд, или почти на перпендикуляре ветра, чтобы узнать какое нападение располагает сделать неприятельский флот, находившийся тогда прямо на ветре; в авангарде его состояло шесть кораблей, предводимых самим капудан-пашой, в кордебаталии шесть, в арьергарде пять, и против каждой эскадры по одному бомбардирскому судну. Сначала стесненной кучей спустились они на линию нашу, обнаруживая намерение атаковать авангард; поэтому, чтобы большая часть судов наших не оставалась в бездействии, Ушаков приказал передовым фрегатам «Бериславу» и «Стреле» прибавить парусов и держать ближе к ветру; за ними в линии следовали корабль «Св. Павел» и остальной флот.
Благодаря этому, несколько судов могли выйти на ветер у неприятеля, повернуть потом на другой галс и открыть огонь с наветра[25]; но капудан-паша, угадав намерение противника, сам начал придерживаться к ветру и этим растянул свою линию; линия же русского флота, начав держать круче, образовала правильную погибь, так что передовые суда, составлявшие эскадру Ушакова, были тогда более прочих на ветре и ближе к неприятелю.
Наконец турецкий флот всей линией спустился на расстояние пушечного выстрела, и одна часть устремилась на авангард наш, а другая на центр и арьергард; против каждого из линейных кораблей наших и 50-пушечных фрегатов направлены были по пяти неприятельских, и капудан-паша, с двумя другими кораблями, прибавив парусов выдвинулся вперед, чтобы напасть на передовые фрегаты, а против корабля «Св. Павла» оставил два 60-пушечных и один 80-пушечный.
Но Ушаков, не желая допустить капудан-пашу обойти или абордировать передовые фрегаты и вместе с тем намереваясь отрезать два передовых его корабля, сам немедленно прибавил парусов и сделал необходимые сигналы «Бериславу» и «Стреле». Все эти движения еще более удалили оба фрегата и корабль «Св. Павел» от остальной части флота; но маневр удался вполне, потому что, когда турецкие корабли заметили, что скоро могут быть отрезаны, и что ядра и брандскугели с фрегатов начинают наносить им вред, они, не ожидая сигнала своего главнокомандующего, с поспешностью поворотили оверштаг и начали удаляться на ветер.
Недовольный этим поступком, капудан-паша палил по ним ядрами, призывая вступить в свое место, но напрасно; таким образом корабль его остался передовым и открыл сильный огонь по «Бериславу» и «Стреле». Однако не более сорока минут мог он выдерживать огонь русских фрегатов; получив большие повреждения, он вынужден был удалиться, и, когда для этого поворачивал оверштаг, фрегаты успели пустить в него весь свой лаг и разбили ему всю корму, так что большие доски полетели в воду.
Некоторые корабли турецкой кордебаталии также подходили к передовым судам нашего флота, желая поддержать капудан-пашу, но были отбиты. У одного неприятельского корабля сбита фок-мачта, у другого фор-стеньга, а третий, имея много подводных пробоин, удалился к Инкерману. На вице-адмиральском и контр-адмиральском кораблях два раза начинался пожар от брандскугелей, брошенных с фрегата «Кинбурн»; корабли эти во все время сражались с флагманским кораблем графа Войновича «Преображение Господне» (капитан 2 ранга Селивачев и флаг-капитан, капитан-лейтенант Д. Н. Сенявин); турецкие же бомбардирские суда беспрерывно бросали бомбы, но не произвели никакого вреда.
Сражение, весьма ожесточенное, продолжалось с 2 до 5 часов вечера, и, невзирая на превосходство в силе, капудан-паша видимо понес большое поражение и вынужден был оставить место битвы. Только два корабля и два 50-пушечных фрегата русского флота имели артиллерию, соответственную неприятельской 36– и 24-фунтового калибра; все же прочие суда наши не могли наносить чувствительного вреда выстрелами малых орудий своих. Корабль «Св. Павел» успел потопить одну турецкую шебеку; на нем был несколько поврежден рангоут, такелаж и паруса и ранены три человека нижних чинов.
На фрегате «Берислав» разбиты были фок-мачта и грот-стеньга, паруса и много такелажа; в корпусе судна сделано несколько больших пробоин огромными каменными ядрами весом до 100 фунтов, ранен один человек. На фрегатах «Стрела» и «Кинбурн» также перебито много парусов и снастей, но раненых не имелось.
Кроме упомянутых выше судов и их начальников, в деле этом отличились еще мужеством и неустрашимостью командиры фрегатов: «Св. Андрей», капитан 1 ранга Баскаков; «Св. Георгий», капитан-лейтенант Поскочин; «Легкий», капитан 2 ранга Вильсон; «Таганрог», капитан-лейтенант Алексиано; «Перун», капитан-лейтенант Ознобишин, и «Победа», капитан 2 ранга Заостровский. Сам граф Войнович получил легкую контузию.
В ночь на 4 июля турецкий флот удалился на значительное расстояние к северу, а граф Войнович держал к OZO, чтобы прикрыть крымские берега; 5-го числа, около полудня, неприятель снова показался, направляясь к Ахмечетской бухте, но русский адмирал успел пресечь ему путь и тем заставил его удалиться на запад, к румельским берегам. 7 июня турки скрылись из виду, и тогда Войнович, послав несколько крейсеров для наблюдения за их флотом, сам со всеми судами пошел в Севастополь для исправлений.
В сражении 3 июля, по-видимому, главное дело происходило в авангарде нашего флота. Распоряжения Ф. Ф. Ушакова были смелы и решительны, и движениям его следовал весь остальной флот, как было о том предварительно условлено с главнокомандующим. Действия передовых фрегатов заслужили от него полное одобрение; поэтому он в донесении своем графу Войновичу просил о награде орденом Св. Георгия 4-го класса командиров «Берислава» и «Стрелы», капитан-лейтенантов Шишмарева и Лаврова, унтер-лейтенанта Копытова с корабля «Св. Павел»; также просил о прочих офицерах и нижних чинах своего корабля, потому что «это была первая на здешнем море генеральная нашего флота баталия»[26].
На донесение это Войнович отвечал дерзким письмом, которое вывело Ушакова из терпения. Надобно заметить, что как в кампанию предшествовавшего года, так и в течение 1788-го Войнович ничего важного не предпринимал без Ушакова во время крейсерств против неприятеля и беспрестанно с ним переписывался, называл его «сердечным другом» и пр. В одной из таких записок, написанных вскоре после сражения 3 июля, он выражается: «Поздравляю тебя, батюшка Федор Федорович; сего числа поступил весьма храбро; дал ты капитан-паше порядочный ужин. Мне все видно было. Что нам Бог даст вперед!»
Но полагал ли Войнович, что, излагая обстоятельства сражения и испрашивая особые награды своим подчиненным, Ушаков намерен был приписать себе весь успех дела или имел еще другие какие-либо причины к открытой вражде, только вражда эта началась между ними через два дня после сражения, вследствие чего Ушаков жаловался Потемкину, в оправдание свое приложил несколько записок графа Войновича и просил, как особой милости, увольнения от службы с пенсионом полного жалованья, потому что «пенсию кампаниями уже вдвое заслужил».
