Гутенберг предъявил подписанный бургомистрами Майнца документ, в котором они давали обещание лично отвечать за выплату ренты.
Гутенберг мог доказать свою правоту, к тому же он знал местных полицейских, поэтому начал действовать. Вместе с несколькими разбойниками он появился перед удивленным Никлаусом с требованием выплатить ему деньги. Гутенберг заявил, что, как бургомистр, Никлаус лично несет ответственность за долги города. К тому же об этом сказано в документе, подписанном «достопочтенными и благоразумными бургомистрами». Мне кажется, это доставляло ему удовольствие. Вначале притворная покорность, а затем непреклонная решимость: в соответствии с контрактом достопочтенные и благоразумные бургомистры были согласны с тем, что в случае невыполнения обязательств «я могу предъявить им исковое заявление, заключить их в тюрьму и наложить арест на их имущество». Можно лишь представить себе испуганный вид Никлауса, когда тот понял, что Гутенберг не шутит. Никлаус отправился в долговую тюрьму.
Действия Гутенберга говорят об остром уме, твердом характере и способности в подходящий момент проявить инициативу.
Действия Гутенберга говорят об остром уме, твердом характере и способности в подходящий момент проявить инициативу. Он знал, что в Майнце были проблемы с деньгами и что его старый знакомый и соперник Никлаус имел достаточно полномочий, чтобы отвечать от имени города. Тем не менее в этом не было ничего личного. Никлаус был всего лишь инструментом для получения денег. Любой намек на личную вендетту мог не понравиться страсбургским чиновникам, которым пришлось бы восполнять ущерб, нанесенный отношениям между двумя городами. Выход был прост. Все, что Никлаус должен был сделать, – пообещать выплатить деньги в течение разумного периода времени, например двух месяцев, и, будучи бургомистром, он мог так сделать. Все об этом знали. Гутенберг наверняка смог убедить чиновников в том, что им не следует волноваться по поводу ухудшения отношений между двумя городами и что те, кто желает увидеть справедливое разрешение конфликта, сумеют получить кое-что из обещанных 310 гульденов. А поскольку все были заинтересованы в благополучном исходе, он мог позволить себе проявить великодушие.
Именно так все и произошло. Никлаус выполнил свое обещание и снова обрел свободу. Гутенберг проявил великодушие и пообещал, что в будущем не будет требовать от Никлауса личной ответственности за какие-либо невыполненные обязательства. Никлаус, в свою очередь, пообещал организовать своевременную выплату городом ренты через двоюродного брата Гутенберга, Орта Гельгусса, который жил в Оппенхайме, расположенном в 10 километрах вверх по реке от Майнца. После этого случая Гутенберг, несомненно, завоевал в Страсбурге репутацию упрямого, решительного, но справедливого человека, с которым следует считаться.
Итак, к согласованной дате – Троице, отмечаемой через семь недель после Пасхи, – у Гутенберга было достаточно денег для того, чтобы начать работу. Он арендовал дом в деревушке рядом с монастырем, названной в честь святого Арбогаста – местного епископа, жившего в V веке в нескольких километрах вверх по реке Илль. Река здесь разделялась на красивые заводи, омывавшие пару островков, а затем снова образовывала единое русло. Тут Гутенберг нанял Лоренца Байльдека и его жену в качестве слуг. Никто не знал, чем именно он собирается заниматься, но люди догадывались, что это было занятие, требовавшее уединения. В городе было много любопытных глаз и болтливых языков. К тому же законы там запрещали использовать кузнечные горны из-за угрозы пожара, в то время как в деревне Гутенберг мог свободно экспериментировать, параллельно организовывая в городе сеть контактов, которые в будущем могли быть ему полезны. Очевидно, он налаживал связи с людьми всех классов – от ремесленников до патрициев и аристократов. В те времена иерархий его самого было сложно отнести к какому-либо определенному классу. В нескольких сохранившихся документах он упоминается то как ювелир, то как не состоящий в гильдии, то как представитель высших классов Страсбурга.
Вскоре у Гутенберга было достаточно денег, чтобы начать работу.
Таким образом, мы видим состоятельного человека, имеющего работников, хорошие связи и приличное хозяйство, включающее, помимо прочего, винный погреб с достаточно большими запасами – в июле 1439 года он платил налог более чем с полутора фудеров вина. Фудер – это бочка емкостью 1000 литров. Это довольно большое количество, а поскольку за год вино способно окислиться и превратиться в уксус, можно сделать вывод, что Гутенберг держал запас вина, достаточный для 10—12 человек, каждый из которых выпивал по пол-литра в день (а учитывая то, что вино тогда часто разбавляли, его хватило бы и на большее время).
* * *
Ему было за тридцать, он имел авторитет, был увлечен важным делом, состоятелен и не женат. И разумеется, у Гутенберга была девушка. Звали ее Эннелин. Доказательств тому немного: всего лишь копии двух судебных документов, датированными 1436—1437 годами. Это стало причиной множества споров академиков о том, существовала ли Эннелин на самом деле и женился ли на ней Гутенберг. Но теперь можно восстановить реальную картину, правда, с небольшими пробелами.
