С трассы вдалеке видны пики гор со снежными шапками, красиво выделяющимися на фоне синевы чистого неба. В некоторых местах горного кряжа висит зеленоватая дымка, но она не портит общего впечатления. На отлогих склонах уже пасутся отары овец. Природа просыпается, выходит из зимней спячки.
Черногорск — город шахтеров, медучилищ и «химиков». Не тех химиков, кто живет по таблице Менделеева, а осужденных батрачить на так называемых стройках народного хозяйства. Именно так звучит в приговорах суда.
Когда едешь в автобусе и дорога спускается вниз, к городу, явно заметен смог, покрывающий весь Черногорск. Белых вещей здесь носить нельзя. Вылезаю в центре и иду куда глаза глядят. До Абакана отсюда всего восемнадцать километров, так что, если ничего не подвернется, вечером можно будет вернуться в общагу.
Ноги заносят меня куда-то в глубь микрорайончика, состоящего из пятиэтажных домов. За этими домами уже тянется территория частного сектора. Выхожу на пустую площадку старого рынка. Некоторые деревянные здания здесь стоят с выбитыми стеклами и выставленными рамами. Часть бывших прилавков осталась, а другую часть, видимо, растащили на дрова.
По земле гуляет легкий ветерок, закручивая пыль в затейливые мини-смерчи, которые опадают, едва касаясь моих ног. Пыльный городишко этот Черногорек.
Замечаю у заколоченного досками павильона троицу парней. Они уже слегка поддатые и о чем-то спорят. Двое из них, похоже, русские, а вот третий смахивает на цыгана — чернявый, сухощавый, верткий. О чем-то с ними спорит, а те его выше на две головы.
Подхожу. Троица замолкает, ожидая, что я им скажу. На асфальте стоят две бутылки водки, еще не открытые, и одна уже пустая. Рядом в большом бумажном пакете из серой грубой бумаги какая-то закуска. Вроде бы пирожки. Мне вдруг резко захотелось махнуть сто грамм и съесть пирожок. Желание выше моих сил. Ставлю свою сумку на асфальт и поднимаю один из водочных пузырей со стаканом. Открываю бутылку, наливаю себе почти полный стакан. Ставлю бутылку на землю и беру пирожок. Троица молча следит за моими действиями. Выпиваю стакан, закусываю. Прислушиваюсь к своим ощущениям. В голове начинает светлеть, и тело оживает. Отдаю пустой стакан одному из русских парней. Он удивлен, но забирает у меня из рук посудину. Выдохнув, лезу за сигаретами. Закуриваю. В глазах у цыгана, вижу, прыгают чертики. Ему все это страшно нравится, и он молча веселится. Киваю ему.
— Хорошо пошла… — наконец говорю я и, подняв сумку, иду дальше.
— Эй! Ты это… — кричат мне вслед. За мной кто-то идет следом. Дымлю сигаретой, сбавляю шаг. Меня грубо хватают за плечо. Не глядя, всаживаю назад ногой и тут же с разворота в прыжке врезаю парню ребром стопы по челюсти. Он ушел сразу же в глубокий принудительный сон. Вижу, и Цыган успел схлестнуться со вторым. Отхожу к сохранившемуся куску прилавка и запрыгиваю на него. Сижу и смотрю, как бьются пацаны. Хреново это у них получается. Оба машут руками и ногами, но толку от этого махалова никакого. Мне же торопиться некуда, почему бы и не поглядеть на концерт в мою честь. Как там в Древнем Риме было: хлеба и зрелищ! По-русски это не звучит. Водки и много водки! — вот это уже по-нашему, тогда и зрелищ будет хоть отбавляй.
Здоровый худющий пес с огромной головой вытягивается откуда-то из-за прилавка. Смотрит лениво на дерущихся, потом на меня, зевает и крутит башкой, встряхиваясь. Снова смотрит на меня. В его больших глазах имеются признаки умного лукавства. Спал, наверное, бродяга блохастый.
Кулачный бой переходит в другую фазу. Здоровый парень завалил цыгана на землю и молотит его кулаками, сидя сверху. Цыган кое-как защищается. Силы у них все-таки неравны. Но вот здоровый выдернул откуда-то нож. Лезвие самодельной финки сверкнуло на солнце. Слетаю с прилавка и тут же, сделав пару быстрых шагов, взмываю в воздух. Мгновение — и резкий еко-гери мощно впечатывается в голову пацана с финкой. После таких ударов вообще-то не живут. Парень заваливается набок. Помогаю цыгану подняться, протянув ему руку.
— Спасибо, брат, — говорит чернявый, поднимаясь и отряхиваясь.
Молча киваю ему и подбираю оставшуюся водку и пирожки. Цыган стоит, рассматривая нож.
— Пойдем, что ли, где-нибудь выпьем, — предлагаю ему.
— Пошли, — соглашается чернявый. Кидаю пирожок псу. Тот не просто ест, а влет проглатывает подачку и смотрит на меня с большим интересом.
— Ты видел, — киваю я цыгану.
— Жрать хочет, — смеется тот. Кидаю еще один пирожок. Пес так же ловит его на лету и так же мгновенно проглатывает.
— Ну ты даешь, — уважительно говорю псине, и мы уходим с рынка. Быстренько погоняв лапой блох, собака чешет за нами. Хочет заработать еще пирожок. У меня их в бумаге достаточно, так что пес может рассчитывать.
— На шпалах разопьем, — предлагает цыган.
— Я не знаю, что это такое, — говорю ему так как не знаком с местными достопримечательностями.
— А ты сам откуда? Химик, что ли? — интересуется чернявый.
— Нет. Проездом.
— А-а… — тянет парень. — Тут недалеко, возле железки…
Пройдя улочками мимо частных домов, выходим к кустам возле железнодорожной ветки. Устраиваемся на шпалах. Я не присаживаюсь. Грязно. Цыган тоже остается стоять.
Киваю ему на водку:
— Наливай себе, я больше не буду.
— Да ну? — удивляется тот. — А за знакомство полтинник не примешь?
Киваю, что приму. Пока цыган наливает себе, скармливаю еще один пирожок зверю.
Пес улегся от нас чуть в стороне.
— Тебя зовут-то как? — интересуется чернявый.
— Антоныч.
— Меня Волк, — улыбается цыган.
Пожимаем друг другу руки.
— Ты на самом деле цыган? — интересуюсь у него.
Парень весело кивает и наливает мне полстакана.
— Цыган. Вон там, за железкой, и есть наш «Шанхай», — смеется он. Сегодня в гости пойдешь. Ты мне теперь как брат родной — от ножа меня спас.
— Да ерунда, — отмахиваюсь я. — Вряд ли он бы ударил.
— Не-е, — не соглашается со мной Волк. — Это Хромой был. Он бы меня убил, если б не ты. Он уже многих порезал.
— Надо было тогда и второго, — киваю через плечо в сторону рынка. Цыган машет рукой:
— Успеется еще. Я с братьями поговорю, мы его найдем.
Ну и ладно, раз найдут. А мне бы пить сегодня не стоило. Скармливаю псу все пирожки. Затем идем с Волком в их «Шанхай». Никогда не был в гостях у настоящих цыган. Не знаю, какая мне от этого польза, но интересно.
Глава восьмая
Дядька Волка оказался самым настоящим цыганским бароном. Это вроде русского Вора в законе. Темным вечером все собрались в огромном дворе дома барона. Здесь не табор, но что-то типа этого. Только здешние цыгане оседлые, не кочевые. Все семьи живут в своих домах. Костры во дворе. Едим мясо баранов, жаренное на углях, слушаем великолепную музыку. Я такого раньше нигде не слышал. Фильмы о цыганах — все ерунда. Там сглажено и прилизано, как и те песни в обработке оркестров или ансамблей. Здесь же играют аккордеон, скрипка и три гитары. Поют хором, и по одному, и по трое. Музыка и песни завораживают. Водку тут не любят, ее продают черногорским бухарикам, а во дворе стоит гора ящиков с пивом. Подходи и пей сколько хочешь. Волк, видимо, рассказал, как мы с ним встретились, и поэтому я теперь сижу рядом с бароном за отдельно накрытым столом. На столе белая скатерть и все что угодно из еды. Такого я даже в хороших ресторанах не видел. А в магазинах у нас только банки с морской капустой да пшено…
