– Мы все знакомы с ее досье, Берг, – сказал Уолш ворчливо, по обыкновению.
– Она уже давно толком не высыпалась, – сказал Гиббс.
– Как и все мы, так что заткнись! – рявкнул Берген.
– Дело не во мне. Что-то в этом корабле… Я сражаюсь…
Она сдавленно рассмеялась.
– С пчелами? Я не знаю. Я…
Что, если она даст им то, чего они хотят? Могла ли она их умилостивить? Джейн неуверенно смотрела на встревоженные лица коллег и не знала, как быть.
«Полнейшее безумие. Мне это снится?»
Выбора не было. Она закрыла глаза и снова возвратилась туда и переместилась в свое детское сознание, но взглянула на детский мир взрослыми глазами.
Отец и мать испуганно посмотрели на нее.
Мать подбежала и взяла ее на руки.
– Джейни, что происходит?
Она прыснула со смеху и зашлась истерическим хохотом. Потом начала прыгать у матери на руках и схватила ее за плечи. У нее кружилась голова – так, будто она долго вертелась на месте, и это была такая радость, радость, радость. Неужели мама с папой не могли этого понять?
– Я танцую. Давайте танцевать!
– Кевин, выключи радио.
Ой-ой-ой… Серьезные голоса. Джейн замерла и уставилась на мать.
– Почему ты ругаешься на папочку?
– Не ругаюсь. Джейн, ты выпила это?
Мать указала на чашку и бутылку гуаро. Отцу, похоже, стало плохо. Он взял бутылку и рухнул на стул.
– Ха-ха – вы злитесь из-за того, что я попробовала вашу взрослую водичку! Мне понравилось! Вкусненькая. В следующий раз, когда поедем в город, хочу купить сок. Наверное, будет еще вкусней, если их смешать!
Мать была в ужасе.
– Джейн, детям нельзя это пить! Тебя скоро вытошнит.
Но ничего такого с ней не случилось. Ей по-прежнему было хорошо, только спать захотелось. Она уютно устроилась на коленях у отца. Мама и папа продолжали говорить, как это плохо, но она им не верила. Она заснула, а проснулась позже и услышала, как родители разговаривают. Услышала – но виду не подала. Лежала полусонная и слушала их голоса.
– Вылей это, Хэйли, – тихо проговорил отец.
– Кев, не стоит, – ласково произнесла мать.
– Ей понравилось, – хрипло сказал отец.
– Ей всего девять. Ей нравится все новое. Она забудет об этом.
– А вдруг нет? А вдруг…
Отец крепко сжал руку матери.
Мать заговорила очень тихо, почти шепотом, но взволнованно:
– С ней не будет так, как с твоей мамой, Кев. Мы не дадим такому случиться.
– Нет. Вылей. Нет… Нет.
Джейн услышала, как за дверью льется жидкость на пыльную землю. Потом снова раздался голос матери:
– Знаешь, что я думаю… Нам надо переехать. Найти какое-то место, где будет школа, где будут детишки ее возраста, чтобы она могла с ними играть. Те шведы на прошлой неделе говорили насчет плавания с маской и трубкой на коралловых рифах в Австралии. Мы скопили немного денег. Мы с тобой оба телохранители, мы могли бы себе это позволить. Они сказали, что там настоящий тропический рай. И жизнь не такая дорогая – так они сказали.
– Джейн там не выучит еще один иностранный язык.
– От местных жителей – нет. Но с ней любят разговаривать туристы.
Отец ласково поцеловал макушку Джейн.
Ей было тепло и спокойно у него на руках. Ей хотелось, чтобы это никогда не кончалось.
Прежде она никогда не вспоминала этот эпизод – тем более в таких подробностях. Это был подарок судьбы. Но ей так захотелось крепче обнять отца, вернуть его, сказать ему то, о чем она не могла сказать, будучи ребенком, предупредить его, что в Австралию ехать не надо.
Ей хотелось все изменить. Ей до боли хотелось спасти отца.
А потом родители умолкли, и она снова заснула.
Воспоминания растаяли.
Но она осталась там.
Какой в этом был толк? В этом безмолвии не было покоя. Только боль и разрывающее сердце одиночество.
Джейн выкрикнула в зияющую тишину, царившую в однокомнатной хижине:
– Ты этого хочешь? Хочешь сделать мне больно?
– Нет, – негромко прожужжал тихий голос.
Он звучал не в комнате, не рядом с Джейн. Он звучал у нее в голове.
Она вздрогнула от испуга. Мать и отец ушли. Она больше никогда не сможет их вернуть. От этой мысли у нее до боли сдавило грудь.
Она стояла посередине комнаты, одетая в оранжевый скафандр. От двери к джунглям тянулся фал. Она слышала хриплые крики обезьян-ревунов, они становились все громче. К территории, где обитали обезьяны, приближалось нечто такое, что им не нравилось.
Джейн это тоже не нравилось.
Она огляделась по сторонам. Все те же стены из толстых досок, выкрашенные в тускло-бирюзовый цвет, и тот же самый грубо сработанный деревянный стол, и те же разномастные расшатанные стулья, и продавленная кровать на колесиках, с соломенным матрасом. И даже с бока маленькой пластиковой чашки ей улыбалась та же самая Радуга Брит [9].
Слезы защипали глаза Джейн. Она сдержалась, не стала плакать – сморгнула слезы.
– Покажись.
– К сожалению, не могу, доктор Джейн Холлоуэй.
Она вздрогнула.
«Оно знает мое имя?»
Голос был гулкий, вибрирующий – казалось, говорит мужчина. Но Джейн понимала, что такие заключения делать ошибочно. Звучание голоса вызывало вибрации у нее в голове, и это казалось странно.
Потому, что ее это не только пугало. Ей это нравилось.
– Почему?
Она услышала злость в собственном голосе. Проклятье. Она взяла себя в руки и сердито выдохнула. «Сохраняй спокойствие, Джейн».
– Все очень просто. Моя форма будет неприемлема для среды вашего восприятия.
Что? Что это могло означать?
Она выпрямилась как стрела и требовательно вопросила:
– Что тебе нужно от меня?
– Нам обоим что-то нужно. Тебе нужно что-то от меня.
– Я… Мы…
Гулкий голос прервал ее, наполнил ее голову и прогнал все остальные мысли.
– Это будет взаимовыгодный обмен, доктор Джейн Холлоуэй. Вам нечего бояться. Можете изучать все, что хотите. Газовый состав воздуха и сила притяжения отрегулированы в соответствии с требованиями вашего вида. На меня подобные изменения не действуют. Пища имеется в достатке, как вы уже успели уяснить. Есть горизонтальные платформы – вот такие, где вы можете отдохнуть. Ваше путешествие было долгим, изнурительным, примитивным. Теперь оно закончено. Вы дома.
