– Потому что, – говорит, – фантики из параллельных пространств – это не мусор, а раритет.
– А мы, – говорит Астя, – уже тут конфет наесть успели, так что это ваши фантики, здешние.
– Надо же, – говорит прохожий, – я теперь не знаю, что и делать. И выбрасывать сейчас стыдно, и ничего толкового придумать не могу, чтобы оправдаться.
– А мы, – говорю я, – глаза закроем, а вы выбрасывайте.
И мы закрыли глаза, только Астя чуть-чуть подглядывала. Это она смотрела, чтобы не пропустить, когда наши улитки на завтрак пойдут. Ну, и я подсматривал, чтобы посмотреть, на что там Астя смотрит. И вдруг в этой веренице (а она уже по моему совету в рогульку заворачивалась) увидел брата своего Демида, а следом за ним Захар вышагивал.
Я подбежал к ним, и мы обниматься стали – так давно не виделись.
А Астя не стала обниматься, потому что, говорит, в их роду это не принято.
– Надо же! – кричу я. – Параллельный Демид! Из другого пространства, но ничем не отличается!
– Нет, Кимка, – говорит Демид, а вереница в это время стройность потеряла, и дети стали бродить по площади хаотично. – Я не параллельный, я тот же самый, мы тоже добрались до водопадного моря и сюда переместились. У нас, Кимка, были с тобой одинаковые приключения, так что нам и рассказывать друг другу ничего не надо, можно просто помолчать, – а сам не молчит, а дальше рассказывает: – А если ты думаешь, что я с их порядками смирился и в вереницу эту навсегда встал, так не навсегда, а только потому, что нам с Захаром комбинезоны понравились.
А Захар говорит:
– Мы и для вас припасли, – и показывает, что второй комбинезон у него поверху надет.
Мы забрали Демида и Захара и пошли по улицам бродить. Смотрим вокруг, а там плакаты развешаны, и на них написано: «Наше параллельное пространство – лучшее из параллельных пространств!», и ещё: «Посмотрите друг на друга, вдруг вы отличаетесь», и такие: «Дважды два четыре и в нашем параллельном пространстве».
А Демид спрашивает:
– Что это ещё за дважды два четыре, зачем им такие непонятные надписи?
Тут я вспомнил, какой у меня необразованный брат, и говорю:
– Тебе, Демид, тут как нравится?
– Мне, Кимка, – говорит Демид, – тут не нравится, потому что у них плакаты непонятные.
– А в остальном? – спрашиваю.
– А остальное – частности, – говорит Демид. – А к частностям я тоже не привык, мне больше наше пространство нравится, целиком.
А мимо нас люди идут радостные, в руках воздушные шары держат, на поводках ведут собак и кошек, дети едут на велосипедах, и в каждой руке у них по мороженому, а кто любит солёное – то по бутерброду, а если кислое – то лимон или пучок щавеля. И взрослые песни поют, но не громкие, а тихие, мелодичные, и солнце светит, и все такие загорелые становятся, и не ноет никто, что жарко.
– Всё равно, – говорю, – зайдём в какую-нибудь школу или как там она у них называется, хотя бы на пару минут – воздухом школьным подышать, он в школах особенный.
А тут как раз здание к нам приближается само по себе, большое такое, с колоннами, и лет этому зданию тысячи две, и написано на нём СОШПП.
– Средняя образовательная школа параллельного пространства, – говорит Астя. – А вдруг у них стандарты отличаются?
– Ты, Астя, нас не пугай, – говорю я. – У нас этого только учителя пугаются. Лучше постой у входа, а мы пока с Демидом и Захаром прогуляемся.
– Я тогда на крышу залезу, – говорит Астя. – Сверху посмотрю, а то снизу я почти всё видела.
Зашли мы в дирекцию, а в дирекции крыша стеклянная, и сверху на нас Астя смотрит. Улеглась прямо на этом стекле – так ей интересно, что у нас происходит.
На столе у директора игрушки всякие и глобус квадратный стоит. Заглянул в тетрадку, которую директор проверял, а там правильные слова перечёркнуты и сверху красным неправильно написано.
– Хотели, – говорю, – поучиться у вас, но не будем, у вас предрассудков полно, и не знаете вы ничего.
– А я вот тут выучился, и нормально, – обиженно директор говорит.
Мы из школы вышли, залезли на крышу, а там Астя всё ползает по стеклу и вниз заглядывает. И ученики школы увидели её, и тоже наверх забрались, и ползают по два человека: кто быстрее от одного края крыши до другого доползёт, а потом наоборот – кто медленнее.
– Хватит, – говорю Асте, – ползать, теперь тут и без тебя справятся.
– Дважды два – четыре, – говорит Астя.
– Глупости, – отмахивается Демид. – И все их ещё повторяют.
– Дважды два – четыре, – повторяет Захар.
Мы тогда с Астей срочно нормальную школу нашли и спрашиваем:
– У вас тут ускоренное обучение имеется?
А у нас спрашивают:
– Вам десятиминутное или пятиминутного хватит?
– Давайте на семь минут, – говорю я. – Оно от десятиминутного не очень отличается.
Вышли после обучения, Демид про факториалы шепчет, а Захар с одного иностранного языка на другой переходит, так что сразу понятно стало, кто из них гуманитарий.
– А ничего так плакат, – говорит Демид. – Мне даже понравился.
И стал по тропинке колесом кататься. Поднялся и говорит:
– Знания раскрепостили меня. Теперь я хоть на одной руке стоять могу, хоть скакать вприпрыжку. И вообще, спасибо тебе, Кимка, за то что ты мой брат, и тебе, Астя, спасибо, за то что ты такая мудрая, и Захару спасибо, что он теперь полиглот.
Мы с Астей засмущались и раскраснелись, а Захар говорит:
– На здоровье.
И как только он это сказал, перед нами две двери возникли, и гром прогремел такой, что все люди разбежались, параллельное пространство опустело, и делать тут стало нечего. На дверях было написано: «В параллельное пространство».
– Интересно, – говорит Астя. – Это нас домой выкинут, или дальше путешествовать пойдём?
– Тут не интересоваться, тут пробовать надо, – говорю я.
И мы с Демидом руки друг другу жмём, а Астя с Захаром обнимаются. А Демид пожал мне руку и давай подпрыгивать:
– Ой, я такой учёный, такой учёный!
Мы с Астей в свою дверь зашли, смотрим, а там наши укропчатые во все глаза на нас смотрят, а король их, цвета морской капусты, жезлом на нас показывает и спрашивает:
– У вас что, сахарные палочки закончились? Мы специально для вас припасли три мешка.
И подкатывают к нам мешки такие огромные, что нам их и не поднять никогда.
– Специально для вас старались, под человеческий рост делали, – говорит король и жезлом до моей коленки дотрагивается. – Только рост у вас не человеческий, а детский до сих пор.
