– Привет.
Она думала, Мироновы даже не ответят, мимо пройдут, ведь они с Юрасем в ссоре. Но Герка остановился и сказал:
– Круглую поляну вырубили.
У Юрася шевельнулись губы. Он побледнел и проговорил еле слышно:
– Врешь.
– Клянусь.
А Владик всхлипнул. И Динка только сейчас поняла, что Владик зареванный, что рубашка у него сбита и грязная:
– Все срубили, Юрась… И бухту Старого Пирата, и Гавань… Все до единой… – Владик заревел.
– Не реви, – сдвинул брови Герка.
– Кто тебя? – спросил Юрась. Через всю Владикину щеку шла свежая вспухшая царапина.
– Он по лесу гулял, – ответил за брата Герка. – Ну, как всегда, пошел проверить штаб, а там… Мужики какие-то не наши…
– Они из города, – опять всхлипнул Владик.
– Всю нашу поляну… бензопилой. Владька и бросился.
– Я к Маяку встал, я думал: я встану, они же не будут меня пилить…
– Будут они церемониться! Оттолкнули и…
– Срубили? – Динке показалось, что Юрась сейчас упадет в обморок, такой он стал белый.
– Нет. Ушли. Они завтра снова придут, Юрась! Они наш лес продают, я слышал, они говорили!
Динка почти ничего не поняла: Бухта, Маяк, штаб?
– Пошли, – сказал Юрась. Вместе они двинулись в сторону леса. Все было забыто: Светин жених, весенняя ссора с Мироновыми. Лес рубят. Их, легкогорный лес!
По дороге Юрась рассказал, что они с Геркой еще с детского сада на Круглой поляне играли в пиратов. Каждый выбрал себе сосну – корабль, а лес вокруг будто море. Ну, сражения всякие разыгрывали, приключения, открытия, клады искали. У них все там по-своему называлось: Сухой остров, бухта Старого Пирата, самая большая сосна была Маяком… А на одной сосне штаб устроили: положили на ветки три доски – будто палуба получилась, там друг другу разные шифровки оставляли.
– Потом Владька в школу пошел, мы его тоже в капитаны приняли…
– А меня? – вскинула глаза Динка.
Но Юрась потемнел лицом. Промолчал. Вырубили. Всю Круглую поляну вырубили. И Геркину «Чайку», и Владькину «Эспаньолу», и Юрасиного «Дельфина».
– Я не знаю, Юрась, я не посмотрел на корабли, может, не успели… Но бухту – точно.
Вот и лес. Динка идет, на ходу касаясь раскрытой ладонью каждой сосны.
– Мы еще давно поняли, что не так что-то, мы метки увидели, – насупленно сказал Герка. – Только я сначала думал, что отец рубит. Мы с Владькой даже следить за ним начали, думали, это он деревья метит… Помнишь, мы с тобой тогда встретились? – сказал он Динке. Она кивнула: помнила. – А оказалось, совсем не он. Не он, ну и забыли про это дело, а сегодня – вот…
Динка отдернула руку. Кожей пальцев вдруг ощутила не теплую, будто замшевую кору сосны, а холодное, чужое пятно краски на дереве. Краска была страшного, грязно-синего цвета. Динка даже вскрикнула. Метка стояла на ее сосне.
– Маяк, – вздохнул Владик.
Шаг, еще шаг, еще… Динка наизусть знала, что до волшебной поляны с девочками-сосеночками тридцать шагов от ее сосны. Динка шла зажмурившись. Она все уже поняла. На каждом дереве здесь стояли безобразные синие метки.
– «Дельфин» жив, Юрась, – сказал Герка.
– Вижу. И «Чайка».
– И моя тоже! – даже гордо как-то сказал Владик.
Старые мшистые сосны расступились, открывая светлую, почти круглую поляну. Щепок было так много, что травы не разглядеть. Из щепок торчали четырнадцать пеньков.
Взрослые разговоры
Необыкновенные сумерки в Легких Горах. Динка лежала на своей высокой пружинной кровати у окна, смотрела на небо. Оно было такое легкое, будто кто-то выплеснул в синеву вечера ушат холодной родниковой воды. Мерно звенел колокольчик на шее у Муськи, коровы Мироновых. Юла чесала ухо на пороге. За стенкой тихо переговаривались.
– Нервное, Катюш, не переживай, – это Света.
– Нет, ну такой припадок… – это тетя Аня. – Я так испугалась. Кать, а у нее все с нервами в порядке, ты узнавала? Может, это наследственное? А вдруг это что-то серьезное?
– Перестань, Аня! – сказала мама. – Просто она… очень впечатлительная, а тут… Да что там! Я сама готова реветь, как представлю! Помнишь, Свет, как мы с тобой эту поляну нашли? Тогда еще там только поросль была, все сосенки одного с нами роста…
– Да, Вика тогда родилась, и я ревновала страшно, злилась и всегда туда убегала, – откликнулась Света задумчиво. – Помнишь, мы играли, что эти сосенки – наши дочки?
– Даже не верится… – Мама вдруг заговорила с такой ненавистью, что Динка испугалась. – Профилактическая вырубка! Какая чушь! А что они на Провальной яме сделали! Вы видели? Такие сосны! Вековые!
– Петя говорит, нет у них никакого разрешения, не может его быть, – сказала тетя Аня.
– Сейчас вернутся, все узнаем. Только я волнуюсь за них…
– Мама! – закричала Динка.
Скрипнула доска на пороге комнаты.
– Что ты, Диночка, я здесь, здесь…
Мама прилегла рядом, Динка сразу обняла ее за шею. Света с тетей Аней застыли на пороге.
– Поспала?
– Я подремала.
Мама улыбнулась. Динка подумала, что маме тоже нравится это странное слово «подремала».
– Где Юрась?
– Они… Он ушел с дядей Сашей, ну, со всеми, к тем людям…
Они помолчали.
– Они разберутся, Динка, не расстраивайся. Они…
– Посадим их снова? – нетерпеливо перебила ее Динка.
– Что?
– Мы посадим их снова. Все, что они срубили.
– Дина… – начала было мама, но решила, что не стоит спорить. – Конечно, посадим.
Вернулись мужчины. Лица их были угрюмы. Дядя Саша сказал, что документы у этих «лесоводов», конечно, юридической силы не имеют.
– Но все равно бесполезно с ними бодаться. Не просто так ведь они сюда приехали, все бумаги мэром подписаны, все разрешения на вырубку леса… В коммерческих целях. Я завтра еще схожу в администрацию, – пригрозил дядя Саша. – Я еще выясню, кто у нас там такие справки рисует и за какие деньги!
– Тише, тише, – погладила его по плечу тетя Марина. А дядя Петя сказал:
– Не драться же с ними…
Динка вышла на крылечко. Совсем сгустились сумерки, воздух стал темным, бархатным. Гудел близкий перекат, шушукались деревья. Динка разжала кулак: с поляны она унесла кусочек коры – все, что осталось от ее четырнадцати сосен. Днем на ладони еще светились капли золотой смолы, а сейчас они впитались в кожу и стали липкими серыми пятнами.
