Вода, вода, —Кругом вода… —
пела я.
И вдруг я услышала:
– Эй, Люська, где ты?
Под деревом стоял Павлик Иванов.
Мы с Колей замерли. От этого Иванова только и жди неприятностей! Ведь он всем разболтает, что мы на дерево залезли. И достанется же нам тогда от родителей! И во дворе станут дразнить «жених и невеста»…
Иванов походил вокруг песочницы, поглядел по сторонам.
– Люська! – заорал он. – Выходи! Я тебя нашёл! Ты в подвале сидишь!
В это время из подъезда вышла моя Люська.
– С чего это ты решил, что я в подвале сижу? – удивилась Люська.
– Да не ты! – сказал Павлик Иванов. – Тут Синицына где-то спряталась и оттуда поёт. Давай её искать?
– Вот ещё! – сказала Люська. – Сама отыщется… И потом, разве она умеет петь? Пищит, как цыплёнок. Слушать противно!
– Всё-таки странно, – сказал Павлик. – Где же она? Я слышал её голос где-то рядом.
– Да что ты заладил – «её голос, её голос»! Только и слышу со всех сторон: «Ах, какой у Синицыной голос! Ах, как Синицына хорошо поёт!..» Да если хочешь знать, это я её всем песням научила!
Это было такое враньё, что я чуть с дерева не свалилась.
– Спокойно! – сказал Коля. – Не волнуйся, а то они нас увидят.
– И вообще, у неё слуха нет, – сказала Люська. – Ты даже не представляешь, как я с ней измучилась, пока я её научила петь «Как провожают пароходы».
– Не ври, Люська, – не выдержала я. – Как не стыдно врать!
– Ага! – сказал Павлик. – Она точно где-то здесь!
Люська завертела головой во все стороны.
– Ну вот, я пошутила, а ты уж и поверил, – сказала она громким голосом. – «Как провожают пароходы» – это она меня научила. И «Ладу» и «Русское поле». А зато я её арию Ленского научила петь. А арию Ленского в сто раз интересней петь, чем «Русское поле»! И пусть не воображает, что лучше всех поёт. Подумаешь, певица нашлась!
Она потянулась.
– Вчера Сергей Фёдорович приехал, – сказала она всё так же громко. – Привёз мне во-от такой арбуз! И груши во-от такие! И сегодня мы с ним идём на балет «Доктор Айболит». Сейчас надену своё синее платье, туфли надену новые – красные, с дырочками, – и пойдём.
И она ушла.
Павлика позвали, и он тоже ушёл. Мы с Колей слезли с дерева.
Всё обошлось хорошо. Никто нас не видел. Никто не ругал. Я даже почти не поцарапалась. Солнце светило так же ярко. Облака были такие же белые. И было тепло. И было ещё утро. И было воскресенье. Но настроение у меня было испорчено.
– Она пошла смотреть «Доктора Айболита», – сказала я. – А я так давно мечтала о «Докторе Айболите»!
– Люсь, – сказал Коля, – ты ведь не кончила. Спой дальше, а!
– И туфли у неё новые…
Я посмотрела на свои потрескавшиеся сандалии.
– Люсь, ну спой, пожалуйста.
– И ей привезли арбуз. Всё-таки несправедливо. Почему всё ей?
– Ты будешь петь дальше? – сказал Коля.
– И груши, – сказала я.
И мне захотелось плакать. Тут Коля посмотрел на меня как-то странно.
– Ну ладно, я пойду, – вдруг сказал Коля. – Ты меня, пожалуйста, извини. Меня ждёт мама.
Он повернулся и пошёл.
– Коль!
Он не остановился. Он шёл к подъезду. Ну и пусть! Много о себе думает! Что я такого сказала? Ну что?
Коля уходил. Я знала, почему он уходит. Колина спина мелькнула на площадке второго этажа. Я знала, знала, почему он уходит!
– Постой! – крикнула я и побежала его догонять.
Я догнала его только на третьем этаже.
– Коль! – забормотала я. – Подожди! Ну подожди, пожалуйста! Я… я хочу тебе одну загадку загадать. Знаешь, какая загадочка отличная! Ни за что не отгадаешь. Правда-правда! Вот послушай… А и Б сидели на трубе. А упало, Б пропало, кто остался на трубе?
– Знаю я эту загадку, – хмуро сказал Коля.
– Коль, – сказала я. – Ты не думай!.. Не думай… Честное слово, я не такая! Я прямо сама не знаю, что на меня нашло! Подумаешь – туфли! Да у меня ведь есть новые туфли! И арбуз – ерунда! Мой папа сколько хочешь таких арбузов может привезти… И груши…
Мы спустились с лестницы и вышли во двор.
– А ты всё-таки спой, – сказал Коля. – Ведь ты не кончила.
И я запела:
Как провожают пароходы-ы,Совсем не так, как поезда-а-а…
В окне в своём новом платье стояла Люська. Она ела грушу.
Бедная Дарья Семёновна!
Я лежала и думала:
«Я уже целых пять дней больна, а она ни разу ко мне не зашла! Какая же она подруга после этого?»
Подумаешь, обиделась на меня из-за какой-то чепухи! Я сказала, что она хоть и отличница, а глупая, книжек не читает, зубрит одни учебники… Так чего же обижаться, если это правда? И потом, у меня уже тогда температура высокая была – тридцать семь и две. Разве можно обижаться на больного человека?
Вот возьму и тоже на неё обижусь! И никогда не прощу! Пусть подлизывается, пусть прощения просит – ни за что её не прощу!
В прихожей зазвонил звонок. Пришёл Коля.
Он вошёл в комнату, сел на стул и сказал:
– Привет. Как себя чувствуешь? Как температура?
– Спасибо, Коль. Плохо я себя чувствую. Температура очень высокая – тридцать шесть и семь!
– Наверное, тридцать семь и шесть, – сказал Коля.
– Наверно. Может, даже больше. Знаешь, ничего есть не хочется, кроме апельсинов и зефира в шоколаде. Даже уроки делать не хочется. Я вчерашнее домашнее задание так и не сделала, представляешь?
– Представляю, – сказал Коля. – Это очень плохо. Запустишь всё. Ты и так последнее время на одних троечках ползёшь.
