Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
– Ваалейкум салам, друг мой Закир! – отозвался приветливо Нурадин. – Вот иду на базар, жена дала поручение, заодно, думаю, дай пройдусь по Кумуху!
– О-о, поручения жены лучше выполнять, иначе себе же дороже будет! – произнёс старик шутливо. – А базар наш кумухский как стоял, так и будет стоять, и всегда в нём можно найти, что тебе нужно!
– Да вот я и сам только что думал об этом. Жизнь меняется, и Кумух наш сильно поменялся!
– Ну да, теперь он просто райцентр и без приставки «Кази», а то, что раньше звалось Кази-Кумухским округом, нынче просто Лакский район.
– Да разве дело в названии, Закир? Главное, чтобы людям хорошо жилось!
– Это, конечно, верно, но и прежнее название нам не просто так досталось, за него нашим людям тоже пришлось немало крови пролить!
– Всё-таки согласись, хотя многое и поменялось, но кое-что остаётся неизменным, вот как наш, например, кумухский базар, как наша старая мечеть, как… как твой ишак, наконец!
– Точно! – обрадованно сказал Закир. – Хоть и скотина, а товарищ самый что ни на есть надёжный! Сколько лет при мне, уже и не помню! И где только меня ни выручал!
– А я тебя без него и не представляю, дружище!
– Да я и сам себя не представляю! И знаешь… – Старик помедлил и произнёс дрогнувшим голосом: – Я его даже на автомашину бы не променял! Не знаю, кто из нас двоих раньше помрёт, я или мой ишак, но обоим нам друг без дружки будет скучновато!
Закир втянул в нос ещё щепотку табака и обратился к ослу:
– Ну, что, летучий голландец, застоялся на одном месте? Давай, пошли уже!
Он поцокал языком, и осёл послушно двинулся вперёд.
– Бывай, Нурадин!
– И ты будь здоров, дружище!
Нурадин продолжил свой путь вниз по Царской дороге. Идущие навстречу сельчане тепло приветствовали его, отдавая дань уважения этому седовласому человеку, немало сделавшему для того, чтобы жизнь людей в их районе поменялась к лучшему.
– Как поживаешь, Нурадин?
Перед ним, улыбаясь, стояла Шамай, приходившаяся дальней родственницей его жене Марзижат. Выбившиеся из – под косынки седые пряди подчёркивали моложавость её лица, приятные черты которого годы не смогли ни испортить, ни ожесточить.
– Хорошо, сестра, а как ты?
– И я, слава Богу, пока жива! Дома всё в порядке?
– Всё нормально, вот только родственница твоя издевается надо мной, всё гоняет туда-сюда с поручениями!
– Ладно-ладно, не прибедняйся, сам, небось, вызвался пойти! Ничего, кроме хорошего, не будет, если лишний раз на улицу выйдешь, с людьми встретишься! Ты, кстати, уже видел нашу новую спортивную школу?
– Нет, не видел. А что за школа?
– Да Ибрагим Чалабов открыл… Молодец он всё-таки! И памятник Саиду Габиеву поставил, и школу спортивную для молодёжи выстроил, и вообще много хорошего для нашего Кумуха делает, дай Аллах ему здоровья!
– Верно говоришь, Ибрагим и в самом деле очень порядочный человек! Побольше бы таких! – произнёс Нурадин.
– А какой портрет Сталина он нарисовал! – продолжила Шамай восхищённо.
– Ну, о Сталине давай лучше помолчим! – сердито перебил её Нурадин.
– Почему это? Я, между прочим, его как уважала, так и продолжаю уважать, чего бы там Хрущёв и остальные ни болтали!
– Хрущёва я и сам не любил, а вот Сталин оказался совсем не такой, как все мы о нём думали…
– Хочешь знать, лично для меня он всегда останется великим человеком! – с горячностью воскликнула Шамай.
– Уж тебе-то, моя дорогая, как раз и не стоило бы так о нём отзываться! – саркастически ответил Нурадин. – Как можешь его уважать ты, которая по его милости отсидела ни за что ни про что целых восемь лет!
– А при чём здесь Сталин? – спокойно сказала женщина.
– Как это при чём? – воскликнул Нурадин так громко, что проходившие мимо них школьницы удивлённо повернули к нему головы с косичками с белыми и голубыми бантиками.
Улыбнувшись в ответ, Шамай сказала:
– Меня-то ведь не Сталин в тюрьму посадил, а Сулейман из Хосреха!
Нурадин не нашёлся, что ответить, а женщина заторопилась:
– Пойду-ка я, а то внучка, небось, заждалась!
Распрощавшись и пройдя несколько шагов, она крикнула вслед Нурадину:
– А в спортивную школу всё же зайди, посмотри, раз мимо идёшь!
Глава 11
– Боже мой, что же это творится на свете?!
– Что случилось, дадэй? – встревожилась Фарида.
– Представляешь, в Америке Кеннеди убили! – Глаза женщины подозрительно заблестели. – По радио сказали, что поехал в какой-то город, и там его среди бела дня у всех на глазах застрелили! Ужас! Как можно так – взять и убить человека, как можно?! Это ведь такой грех!
– Действительно, ужас! – прошептала Фарида.
Убийство потрясло всех. У людей было ощущение, что оно произошло не на противоположном конце планеты, а совсем рядом. Американский президент Кеннеди тут же превратился из политического оппонента в невинную жертву, насильственно лишённую самого святого из человеческих прав – права на жизнь.
Айша, потерявшая немало близких людей, была потрясена самим фактом злодеяния, противоречившего всем Божьим и человеческим законам, и белозубая мальчишеская улыбка американского президента долго ещё стояла перед её глазами.
* * *
Ополоснув и тщательно протерев полотенцем хрустальные рюмки, из которых за многие годы было выпито гостями дома немалое количество обжигающей жидкости, Фарида разложила их по местам и взялась за тарелки. Все это молодая женщина делала автоматически, а мысли её были заняты отнюдь не посудой.
Вечером у них, как обычно, были гости, и Фариде не удалось задать мужу тот вопрос, который нестерпимо жёг ей душу. Она мысленно прокручивала в голове, как задаёт мужу этот злосчастный вопрос и как он увёртывается, пытаясь сохранить иронически-шутливый тон, а она вновь и вновь задаёт ему тот же вопрос, в котором меняется лишь имя: «Что у тебя с этой Аллой… Патей… Мариной…?»
«Ничего абсолютно, – ответит Имран. – Вечно эти твои дурацкие подозрения! Не надоело?» Скажет и поспешит выйти из комнаты под предлогом того, что его ждут дела. Или же притворится, что спит. Либо, наоборот, привлечёт её к себе и произнесёт ласково: «Глупенькая, ну как тебе могло такое в голову прийти? Ты должна знать, что я люблю только тебя одну и больше никого!»
И Фарида, страстно желая верить мужу, приникала к нему доверчиво, ругая себя за то, что позволяет собственной ревности так управлять собой.
Она любила своего мужа. Он был её мужчиной, её повелителем, тем человеком, кому она была передана из рук в руки отцом. Он был её мужем перед Богом и людьми, отцом её сыновей, хозяином её мыслей и чувств и, наконец, хозяином дома, в котором она жила. Так она была воспитана, и пусть Имран нередко позволял себе флирт на стороне, она, как бы это ни было для неё горько и мучительно, прощала ему всё.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
