– А вот и нет, – поспешила возразить Сэлли. – Они могут появиться в любом возрасте. И заткнись насчет хорошего настроения, иначе пойдешь со мной за подарками моим племянникам – а их девять человек, поганцев этаких.
– А я думала, ты их обожаешь, – заметила Дон.
– Только не в Рождество! Дети получают роскошные подарки, они заранее предвкушают этот счастливый день, они обожают распевать свои дурацкие песенки, а нам, взрослым, приходится им подыгрывать, потому что у нас не хватает духу отказать им в удовольствии. И попробуй только еще раз сказать, что у меня растет прыщ на подбородке!
– Если Саша сейчас же не явится с сандвичами, я зареву, – громогласно объявила Роза. – Ненавижу Рождество, ненавижу свои ноги, ненавижу себя, ненавижу своего парня, а больше всего ненавижу вас двоих!
– Кажется, я как раз вовремя, – сказала Саша, стремительно входя в помещение с коробкой сандвичей в руках: сегодня была ее очередь идти за обедом для всех. – Еще миг – и три приличные девушки, которые обычно ведут себя, как подобает леди, вцепятся друг другу в волосы. Вот вам, ешьте сколько влезет и прекратите этот дурацкий разговор о Рождестве, лучше сделайте вид, что это будет Четвертое июля. Ваша замечательная Саша, как всегда, обо всем позаботилась и припасла вам что-то интересное. Сейчас настроение у вас поднимется.
В глазах Саши блеснуло предвкушение, кончик ее хорошенького носика задорно приподнялся, она коварно улыбнулась, а ее высокая прическа приобрела особенно внушительный вид.
Пока Сэлли, Роза и Дон с жадностью поглощали сандвичи, она достала из потайного места в шкафу два чемоданчика, которые утром принесла от Джиджи. Как только девушки наспех разделались с едой, она открыла чемоданы и начала одну за другой доставать вещи, которые Джиджи приготовила для своих подруг в качестве рождественских подарков, попутно объясняя, что это такое. Девушки с благоговением передавали друг другу старинное белье, наперебой восторгаясь нежностью тканей, ибо все, что они носили сами и демонстрировали на показах, было из хлопка и нейлона и им никогда не доводилось носить настоящее белье ручной работы, да и старинные моды были им незнакомы.
Зачитывая вслух карточки, сочиненные Джиджи, Саша видела, как с лиц ее подруг сходят недовольство, раздражение и тревога, уступая место сияющим улыбкам и выражению восторженной завороженности, как у детей, впервые слушающих какую-то волшебную сказку.
– Можно мне… я только… – Острая на язык Сэлли дотронулась кончиками пальцев до платья, предназначенного Билли.
– Только будь предельно осторожна, – предупредила Саша, не в силах устоять перед молящим взглядом Сэлли. Впрочем, она знала, что девушки приучены обращаться с оригиналами моделей, которые они демонстрируют, очень и очень бережно.
Рослая Сэлли сняла халат и медленно натянула платье на плечи, просунув руки в кружевные рукава и сделав несколько шагов вперед, чтобы шлейф расправился сзади нее на полу.
– Господи, – прошептала она, – я даже описать не могу, как я себя чувствую… Во всяком случае, не прежней, злой и вредной особой. Ох, Саша, неужели мне придется его снимать?
– Боюсь, что да.
– Я хочу сама еще раз прочитать карточку, – заявила Сэлли, принимая царственную позу. – Слушайте все!
«Она была родом из старинной английской семьи, и ее окрестили Мэри-Джейн Джорджина Шарлотта Альберта, но она предпочитала, чтобы ее называли Джорджи. Родители воспитали ее в строгости, ибо она была просто убийственно красива… Однако ей не было и пятнадцати, когда ее учитель музыки и преподаватель верховой езды уже стрелялись из-за нее на дуэли. На лотерее в Ньюмаркете ей дарили выигравшие билеты, ей предлагал свое сердце, руку и титул наследный принц, знаменитый банкир преподнес ей нить розового жемчуга, которую собирали в течение десяти лет.
Но Джорджи не увлекали богатые и знатные мужчины – равно как и драгоценности. Она хотела настоящей любви и нашла ее в семнадцать лет в лице самого обаятельного мужчины в Лондоне – он был скрипач в «Кафе-де-Пари». Ее бедные родители так никогда и не оправились от удара! Эту настоящую любовь она потеряла в восемнадцать лет, а в девятнадцать нашла снова – другую. На самом деле за свою жизнь Джорджи более тридцати раз находила истинную любовь, и каждая новая таила в себе еще больше прекрасных тайн, чем предыдущая. В Венеции она полюбила гондольера, в Аргентине – профессионального танцора танго, в Гренаде – цыгана, в Нью-Йорке – боксера, а в Голливуде – сценариста (что вызвало недоумение даже у самых больших ее поклонников). К счастью, у Джорджи всегда были деньги на настоящую любовь, потому что в возрасте восемнадцати с половиной лет, в те несколько недель, что ей выпали между жокеем и инспектором полиции, она успела изобрести тушь для ресниц и запатентовала ее. Каждый день, надев свое любимое платье, она проводила долгий час за чашкой чая и крошечными сандвичами. Поднос с чаем приносил ей в спальню дворецкий. Кажется, никто не придавал значения тому, что Джорджи слишком часто меняет дворецких и что они все, как один, молоды и красивы. Когда женщина выполнила свой долг перед обществом, изобретя тушь для ресниц, она имеет право удовлетворять любые свои прихоти! Так Джорджи думала, и так она поступала. Вновь и вновь. Счастливая Джорджи!» – Я, пожалуй, перейму такое отношение к жизни, – заявила Сэлли, закончив чтение. – Она знала, что в жизни главное. Да и дворецким жаловаться не приходилось.
– Да уж, с именем Мэри-Джейн она бы ничего не добилась, – задумчиво проговорила Дон, с тоской глядя на бледно-розовую пижаму с оборками.
Пока Сэлли читала, Роза прижимала к груди крепдешиновую нижнюю юбку с мережкой по подолу и такой же лифчик, которые были украшены белыми шелковыми бантиками. Это белье предназначалось Эмили Гэтерум.
– Ну, давайте же, примерьте все! – воскликнула Саша, рассердившись сама на себя за то, что заставила подруг слушать чтение, тогда как они просто умирают от нетерпения надеть белье на себя. – Все надевайте, только осторожно. А пижаму с оборкой давайте сюда – она слишком маленькая, никому из вас не подойдет.
Пока другие одевались, Саша тоже натянула свое черное кружевное комби. Все девушки старались не спешить, чтобы не повредить старинные вещи. Они прохаживались по комнате, вживаясь в непривычные модели, и в этом им помогали карточки, написанные Джиджи. Видно было, что они очень нравятся себе и друг другу. Лица их светились удовольствием.
Четыре женщины с роскошными телами красовались перед зеркалами в полный рост, у каждой было такое чувство, будто она проскользнула в маленькое отверстие, разделявшее эпохи, и увидела себя в другое время – более романтичное и будоражащее воображение. Каждая преобразилась от ощущения своей принадлежности к нескончаемому круговороту жизни. Ведь все эти предметы туалета, которые они сейчас примеряли, были не просто старинным бельем. Каждый из них имел ощутимую связь с горячей и такой близкой извечной мечтой, в которой они сейчас с такой легкостью оказались главными героинями. Девушки явственно ощутили свою причастность к какому-то другому миру, к новой, неизведанной доселе эротической чувственности. Неожиданно раздался стук в дверь.
