— А что, если ты не вернешься в Нью-Йорк?
— Как это?
— Что, если ты останешься с нами? Будешь у нас жить и здесь же ходить в школу?
Джиджи не могла вымолвить ни слова. С тех пор, как она приехала к Билли, все, что она видела и делала, было сном, который не имел ничего общего с реальной жизнью, которую она знала. Алиса, оказавшись в Стране чудес, не осталась там, и Дороти также вернулась домой из Страны Оз.
— Джиджи, но ведь это же разумно! — воскликнула Билли. — У тебя есть отец, нельзя же вот так взять и уехать жить к чужим людям, если у тебя есть прекрасный отец. Уверена, что он даже и слушать не захочет об этом. — Увидев, что выражение лица Джиджи не изменилось, она предприняла новую атаку, вложив в голос всю убедительность, на которую была способна: — И потом, у тебя скоро будет братик или сестренка. Вчера ты говорила, что всегда мечтала иметь братика или сестренку. Ты полюбишь Калифорнию, хоть это и не Нью-Йорк, и ты можешь учиться французской кухне у моего повара и…
— Но… — Да как же сказать Билли, соображала Джиджи, что она не хочет быть нахлебницей, потребительницей? Она догадывалась, что «Зеркала» принесут Вито немалые деньги, и, может быть, когда-нибудь он позовет ее, но сейчас он живет на деньги Билли, это очевидно. Ее мать не раз говорила с ней о том, как богата новая папина жена, но Джиджи не могла себе даже представить, что в реальности стоит за цифрами, о которых пишут в газетах и журналах. Да и никто не мог бы.
— Но что?
— Все это… вы так… великодушны, просто невероятно, но ведь это так много… наверное, вы даже не понимаете, как это много… другого слова я подобрать не могу. — Джиджи запнулась. Но она понимала, что должна высказать все, что думала. — Ваша жизнь… ваши сады, постели, простыни! Даже то, как вы разговариваете с парикмахерами… Я хочу сказать, что просто выпадаю из всего этого, ведь верно? Я нью-йоркский ребенок, рабочая пчела, и это окружение — для меня чужой мир.
— Великодушна! — Билли повторила главное и единственное слово Джиджи, которое имело для нее значение. Она не зря жила двадцать один год бедной родственницей, испытывая ежедневно это ненавистное чувство — о, как это было больно! — зависимость от чужого великодушия. — Чепуха! Великодушие здесь ни при чем. Это нормально, Джиджи, абсолютно нормально, что ты приехала и теперь останешься жить с нами! И обещаю тебе: ты привыкнешь, ведь это только пригород, пусть и роскошный, и все дети здесь ходят в нормальную школу, как в Нью-Йорке… — Билли замолчала, представив себе молодежь школы в Беверли-Хиллз, известную своей избалованностью. Но тут же вздохнула с облегчением, вспомнив, что живет не в Беверли-Хиллз, так что Джиджи не обязательно учиться там.
— Билли, ваша идея… — Джиджи соображала, что бы еще такое возразить. — Мне придется совершенно изменить жизнь. Как я могу решиться на это?
— Твоя жизнь изменилась после того, как умерла мама, — тихо сказала Билли. — Она была твоей семьей. Теперь ты приехала к отцу, и потом… ну, послушай, я тоже не посторонний человек, все-таки я твоя злая мачеха.
— А я — забитая падчерица? — Не удержавшись, Джиджи прыснула.
— Серьезно, Джиджи, получается, что так. Ты же не будешь отрицать, что жена твоего отца приходится тебе мачехой?
— Я не воспринимаю вас как мачеху.
— А как?
— Как друга.
Глаза Билли наполнились слезами, и она отвернулась, чтобы девочка не заметила. Несколько минут они сидели молча, затем она сжала руку Джиджи.
— Пожалуйста, Джиджи, останься. Ради меня. Я не хочу, чтобы ты уезжала. Я очень хочу иметь друга. Мне это необходимо.
— Вот оно что. — Голос девочки изменился и звучал очень тихо.
— Что «что»? — смутившись, повторила Билли.
— Это меняет дело. Совершенно. Я не знала, нужна ли вам я или вы просите меня остаться потому, что считаете это своей обязанностью.
— Обязанность здесь ни при чем. Я никогда ничего не делаю по обязанности.
— Серьезно?
— Джиджи, перестань мучить меня. Да или нет?
Быстро повернувшись, Джиджи крепко прижалась губами к щеке Билли.
— Да! Я, наверное, сумасшедшая, но разве я могу сказать «нет»?
Проведя полтора напряженных часа в отделе молодежной одежды универмага «Сакс», Билли подобрала для Джиджи новые вещи и распорядилась доставить все покупки домой. Теперь, как предписывала мода, девочка была одета в вылинявшие джинсы, глядя на которые создавалось впечатление, что она годами не снимала их, катаясь на яхте и совершая верховые прогулки в компании Ральфа Лорена, Келвина Кляйна, Глории Вандербильт и старого доброго мистера Ливая из фирмы «Ливане». Любой мог сказать, что объемный кардиган невероятного цвета — смесь шалфея с изумрудом — достался ей еще от прабабки, тогда юной герцогини, и связан в свое время каким-нибудь умельцем-фермером из ирландской деревни, а белая, с открытым воротом рубашка почти наверняка куплена на блошином рынке где-нибудь в окрестностях Портобелло-роуд. Наряд довершала слегка потрепанная черная бархатная жилетка с металлическими пуговицами, штуки две из которых болтались на нитке. По задумке художника эта часть туалета должна была принадлежать одному из дядюшек ее владельца, по всей видимости, весьма эксцентричному. Все, кроме джинсов, было чуть-чуть великовато, а сами джинсы — тесноваты, причем ровно настолько, насколько нужно. Создавалось впечатление, будто юная девушка не только не помнит, как она одета, но что ее это не заботит, никогда не заботило и, более того, ничто на свете не заставит ее обратить внимание на одежду — она просто натянула первое попавшееся под руку в куче вещей, которые свалены на пол, поскольку она не может оторваться от телефона, чтобы аккуратно их сложить. Билли решила, что холщовая сумка через плечо и старые спортивные тапочки Джиджи замене не подлежат, так как имеют истинно дешевый и утилитарный вид — поносил и выбросил, а такое сымитировать невозможно. Если для женщины прежде всего важны хорошие туфли и хорошая сумка, то они же являются признаком чрезмерного внимания к своей внешности у тинейджеров. Поэтому новые спортивные тапочки могут все испортить.
— Вы уверены? — спросила Джиджи, зачарованно, но в то же время с сомнением разглядывая себя в зеркало.
— Абсолютно.
Побродив минут десять по молодежному отделу универмага, Билли быстро поняла, что модно у подростков. Имея за плечами богатейший опыт в подборе одежды, она наметанным глазом выделила главное, мысленно отбросив все, что не подошло бы Джиджи, а также то, что смотрелось бы явно преувеличенно. Сейчас, в магазине, Джиджи надела самые оригинальные вещи; большинство остальных представляло более или менее обычный набор молодежной одежды, хотя Билли, не устояв, все-таки купила несколько супермодных аксессуаров.
Взглянув на часы, Билли удивилась: всего лишь половина пятого. Она только что позвонила Долли в больницу, и ей сказали, что та просила пока ни с кем ее не соединять, а обычные посещения начинались только с семи вечера. Билли хотела вместе с Джиджи навестить подругу и показать ей малышку. До семи еще оставалось достаточно времени, но разве можно ехать домой в таком приятно-возбужденном состоянии? И она решила непременно показать Джиджи кому-то, кто бы по достоинству мог оценить ее. А кому же еще, если не Вэлентайн и Спайдеру? К тому же ей так и не удалось вчера повидаться с ними, больше того, они даже не позвонили и не поздравили Вито. Ей не терпелось узнать, чем же таким они были заняты, если не появились в «Магазине Грез» и вообще позабыли об элементарной вежливости. Ну что ж, можно ненадолго заглянуть туда, хотя сегодня утром она и решила пока не делать этого, опасаясь, что для Джиджи это будет уж слишком.
