Она решительно приблизилась, и я невольно встала. Вместо того чтобы протянуть мне руку, она взяла с подушки мой диктофон и, включив, произнесла: «Молли Форрестер» таким тоном, словно, если прежде меня звали по-другому, отныне это станет моим именем; потом снова бросила диктофон на канапе и, поблескивая акриловыми ногтями, жестом приказала мне сесть.
— Спасибо, миз Линкольн, что согласились встретиться.
— Детка, а у меня был выбор? Мне кажется, нет.
Ей было лет сорок пять, но ее «детка» скорее говорило о разнице не в возрасте, а в общественном положении. Она села в стоявшее напротив кресло и крикнула «Эмиль!» куда-то в глубь коридоров. Клянусь, я слышала, как ее голос эхом разнесся по громадной квартире. Затем она обернулась ко мне с отработанной улыбкой на лице:
— Это ведь он придумал, поэтому должен присутствовать.
Ее злость электрическим разрядом прошила разделявшее нас пространство. Я нутром ощущала, как это страшно, когда тебя подозревают в убийстве; можно только предполагать, насколько тяжелее, когда с жертвой у тебя глубокая эмоциональная связь. Но статистика — увы! — показывает, что под подозрение в первую очередь попадают супруги или другие самые близкие люди. У них, как правило, имеются все составляющие триады: мотив, средства, возможность. Но Гвен Линкольн не выглядела ни оскорбленной невинностью, ни лгуньей, которая заметает следы, — она кипела от негодования.
Совсем не такое начало своего первого интервью я представляла себе в течение последних суток. Я прямо-таки чувствовала, как на меня давит и сжимает грудь груз моих собственных ожиданий, сомнений Эйлин и тревоги Кайла — давит так, что невозможно вздохнуть, поэтому старалась сидеть как можно прямее и заставляла себя дышать медленно и размеренно.
— Насколько я поняла со слов мистера Требаска, вы хотели со мной поговорить, — начала я дипломатично, чтобы не испортить интервью еще до его начала.
— Эмиль, знаете ли, решил обо мне позаботиться. В мужчине это качество может быть очень занятным, но в то же время от него сильно устаешь.
Она раскрыла тяжелый серебряный портсигар, лежавший рядом с ней на краю стола.
— Хотите сигарету?
— Нет, спасибо.
— Не против, если я закурю?
— Вы у себя дома.
— Что не мешает некоторым меня поучать. — Она взяла сигарету и с чувством щелкнула зажигалкой. — Каждый уверен, что ему известно, как лучше, — произнесла она с таким холодом в голосе, что я почувствовала беспокойство за любого, кто пытается вообще что-то ей говорить.
Почему-то Эмиль Требаск выбрал именно эту минуту, чтобы войти в гостиную. На нем были совершенно новые брюки из его последней коллекции и идеально выглаженная рубашка с накинутым на плечи кашемировым свитером — прямо студент колледжа, завсегдатай клубов. В голове мелькнуло: «А носит ли он что-нибудь от других дизайнеров?» — что вызвало мысль о нижнем белье, ведь нижнего белья в его коллекциях никогда не было. Стараясь перестать думать об этой ерунде (особенно учитывая, что в это время я жала протянутую мне руку), я переключилась на другую мысль: может быть, стоило перед приходом воспользоваться его духами? Нет, это, пожалуй, был бы чересчур просчитанный ход. Насколько я понимаю, просчитывает ходы у нас сам Эмиль.
— Спасибо, Молли, что пришли.
— Эмиль, прекрати делать вид, что она действует по доброй воле, — произнесла Гвен, выпуская в его сторону струйку дыма.
— Рад, что к нам возвращаются великосветские манеры, — отреагировал он, слизняком растекаясь по ручке и спинке ее кресла. — Слава богу, Молли будет писать не о них.
— Почему бы тебе не сказать, о чем? Тогда она поймет, что ей делать.
В его глазах промелькнул, но тут же погас злой огонек. Он наклонился и легонько поцеловал ее в макушку, но так, что не пошевелился ни один волосок на голове.
— Расслабься, Гвен, ты среди друзей.
— В этом весь ужас, — повернулась она ко мне. Ее голос снова раздраженно звенел. — Лично мне известны куда более действенные способы определить, кто твой истинный друг. Некоторых моих, например, будто ветром сдуло, когда Гарт позволил себя убить.
Интересный взгляд на убийство — вроде как он сам напросился, либо спровоцировав убийцу, либо по недосмотру; в нем явно отсутствует даже та доза скорби по почившему супругу, пусть почти «экс», которую рекомендуют проявлять адвокаты.
— Вы полагаете, друзья вас бросили?
— Нет, они дают Гвен возможность предаваться скорби, — внес уточнение Эмиль.
— Или из кожи вон лезут, отстаивая мою невиновность перед всеми, кто готов их слушать.
— Вам, наверное, приятно, что вас поддерживают, — начала я, украдкой наблюдая за Эмилем. Судя по тому, как он напрягся, он вот-вот вскочит с места.
— Считаете, мне должно льстить то, что друг так старается доказать мою непричастность к убийству? — Гвен задумчиво прищурилась.
— А что бы ты предпочла? — спросил Эмиль, вставая.
— Чтобы ты считал, что моя невиновность очевидна и без доказательств.
Я воздержалась от комментариев, поскольку читала полицейские отчеты, которые говорили об обратном. Но когда молчание затянулось, я сказала:
— Я бы хотела узнать, почему вы решили заняться духами?
Гвен, стряхивая пепел с сигареты, смотрела в другую сторону, поэтому я обратилась к Эмилю:
— Как вы с Гвен стали партнерами по бизнесу?
— Знаете, что я вам скажу, — продолжала Гвен, не оценив мою попытку хотя бы поднять вопрос, ради которого вроде бы затевалось интервью. — Едва Гарта похоронили, как все забыли, каким отборным дерьмом он был.
Знай я ее чуть подольше, я бы, наверное, сказала, что из-за подобных высказываний Эмилю и приходится доказывать ее невиновность, но вместо этого я произнесла:
— Я и не знала, что у Гарта Хендерсона такая репутация.
— Не репутация — натура. У него была репутация душки, успешного делового человека, героя-любовника. — Она насмешливо хмыкнула, выпустив из носа струйки дыма. — Он полагал, что раз находятся люди, готовые смотреть ему в рот, то он того стоит. Так и не понял, что некоторые сделают все, что угодно, если им хорошо заплатить, и принимал их любовь к деньгам за любовь к себе. — Она задумчиво затянулась. — Возможно, кто-то из них допускал те же ошибки.
Эмиль тяжело вздохнул, стараясь, чтобы это заметила не только я, но и Гвен.
— Знаете, Молли, я всегда мечтал выпускать собственные духи. В дополнение к одежде.
Гвен встала и подошла к отделанному мрамором камину, над которым висело потрясающее полотно — что-то среднее между парадным портретом королевской особы и снимком голливудской звезды для глянцевой обложки: она в открытом бархатном зеленом платье от Валентино, которое удивительным образом подчеркивает ее дивную кожу, по обнаженным плечам каскадом струятся волосы.
