— Вы обладаете тем же редким качеством — качеством звезды, которое сразу же может вознести неопытную девочку на вершину. С первого же взгляда я распознал это качество в ней, теперь я вижу его в вас. Я могу сделать вас знаменитой.
Стараясь выглядеть непринужденно, она сказала:
— Monsieur, вы, наверное, шутите?
— Нет, я говорю серьезно. Когда не стало Туанет, я остался без лучшей манекенщицы. Мне очень важно иметь рядом с собой девушку, которая вдохновляла бы меня, с которой у меня был бы полный rapport[10]. Моя последняя коллекция can’ est bien[11]. Джулия не вернется. У меня есть вакансия.
— Но вы же можете найти кого-то более квалифицированного, чем я?
— Квалифицированного? — повторил он с издевкой в голосе. — О да! Самых квалифицированных! Школы манекенщиц выпускают их сотнями, одну от другой не отличишь — полное отсутствие индивидуальности. Они мне не нужны. Мадемуазель Торнтон, мне нужно, чтобы вы приехали в Париж и работали у меня полгода или, по крайней мере, до выпуска моей следующей коллекции. Все необходимые формальности я улажу. У вас будет хорошее жалованье.
На секунду Рени испытала соблазн. Париж — это место, о котором мечтает каждая женщина, но она уже решила не иметь с ним никаких отношений. Да и как же Барри?
— Боюсь, что это совершенно невозможно.
— Невозможно? Почему? Почему, mademoiselle? Вы рождены для того, чтобы быть манекенщицей. Вы сами не понимаете, от чего вы отказываетесь.
— Именно манекенщицей мне и не нужно быть. Он пристально смотрел на нее.
— Дело, наверное, в том парне, с которым вы встречаетесь в Лондоне? Он стоит на вашем пути? Вы помолвлены?
— Он будет возражать, если я скажу ему, что уеду на полгода в Париж, — сказала она, пропуская его вопрос об их помолвке.
— В таком случае, он очень эгоистичен, раз он хочет помешать вашей карьере.
— Но я вовсе не из тех девушек, которые стремятся сделать карьеру. Я лишь убиваю таким образом время, пока мы не поженились. Я даже пообещала Барри совсем оставить работу.
— Вы, должно быть, очень любите этого молодого человека, если готовы ради него пожертвовать стольким.
Она подняла глаза и увидела его пристальный взгляд, но не смогла в нем прочесть ничего.
— Я ничем не жертвую, — легко сказала она. — Нет ничего более стоящего, чем любовь и замужество.
— Согласен. Нет ничего более стоящего, чем замужество по любви, — повторил он, слегка переиначив ее слова. — Итак, вы питаете к этому Барри grande passion[12]!
Этот допрос начинал вызывать у нее раздражение.
— Разумеется, я люблю Барри, — нетерпеливо сказала она, — но что касается всех этих чувств, то они существуют только в спектаклях и книжках, и мне они незнакомы.
Леон рассмеялся от всей души.
— О Рени, cherie[13], как же вы молоды!
Это было уж слишком! Она встала и, придав себе как можно больше достоинства, сказала:
— Если это все, о чем вы хотели поговорить, то мне остается пожелать вам спокойной ночи, месье Себастьен.
— То есть, уговорить вас поработать у меня совершенно невозможно?
— Абсолютно.
— Eh bien, надеюсь что вы не будете сожалеть о своем решении.
Рени удалялась от него, не зная, что он провожает ее взглядом. Она уже почти жалела о своем решении. Поездка в Париж была бы развлечением для нее, и ей всегда хотелось испытать себя в высокой моде, но она была убеждена, что сделала правильный выбор.
На следующее утро, спустившись в холл, она увидела Леона, который ждал ее.
— Сегодня у нас не так много дел, — сказал он, — только небольшой показ в три часа, а потом мы все отправимся по домам. Не хотите ли немного проехаться и посмотреть окрестности?
Он был в белом свитере и казался очень юным, в нем появилось что-то мальчишеское. День выдался солнечным, и с окончанием конференции вокруг царила атмосфера праздности.
— Думаю, что мне лучше остаться и упаковать вещи, — благоразумно сказала Рени.
— Ну это же глупо. Что вам упаковывать? Рени, сегодня вы еще в моем распоряжении, и я приказываю вам поехать со мной.
— У меня не остается выбора, не так ли? — засмеялась Рени. Втайне ей очень хотелось выбраться с ним отсюда куда-нибудь на свежий воздух.
— Тогда идите, надевайте манто, только не попадайтесь на глаза мадам Ламартин, она не одобрит, — с насмешливой торжественностью сказал он. — Я подожду снаружи.
Она сразу узнала его большой черный автомобиль и быстро села в него, чувствуя себя школьницей, сбегающей с уроков.
Они направились на юго-восток от Ле Пулижана в сторону мыса Пеншатуа, самой восточной точки бухты. Проехав вдоль побережья, они словно оказались в другом мире. Берег здесь был скалистым и диким, море пенилось среди скал. Как сказал ей Леон, это место из-за его дикости называли Côte Sauvage[14], игнорируя его настоящее название Grand Côte[15].
С другой стороны, удаляясь от моря, простиралась совершенно плоская равнина. Рени видела крестьян, работающих на полях — неуклюжих мужчин и женщин в старомодных черных платьях и белых чепцах с обветренными морщинистыми лицами. Они смотрели вслед проезжавшему автомобилю, прикрывая глаза от солнца высохшими руками.
— Состарились раньше времени, — сказал Леон. — Но молодые не остаются на земле, и разве можно их осуждать? Это тяжелая жизнь, и никому не хочется состариться преждевременно, подобно этим бедолагам.
Они проезжали мимо заболоченной местности, где полосы дикой травы отделяли друг от друга длинные ямы, — как сказал ей Леон, это были соляные карьеры.
— Я думала, что соль добывают в шахтах, — сказала Рени.
— Но ее можно черпать и из соляных болот. Но большинство из этих карьеров сейчас простаивает, хотя кое-кто и пробует возродить добычу. Правительство монополизировало добычу соли.
Для горожанина он неплохо знал сельскую жизнь. Рени сказала ему об этом.
— Мои родные интересуются многим, кроме модной одежды, — сухо сказал он, но распространяться об этом не стал. Рени испугалась, что проявила чрезмерное любопытство. В конце концов, она всего лишь его служащая и не имеет права совать нос в его частную жизнь.
