Дорота. И у тебя не было девушки?
Януш. Нет. Она появилась только после окончания университета. Тогда-то я и познакомился со своей женой.
Дорота. Почему ты не поехал учиться по Костюшковской стипендии?
Януш. Это было не совсем так. В 1979 году я начал работать в вычислительном центре и год спустя предал физику. Профессор, обещавший мне должность на физическом факультете, свое обещание сдержал и позвонил. Но я был вынужден ему отказать, чем очень разочаровал его, поскольку за это время он узнал меня с хорошей стороны — я пересчитывал его программы на наших компьютерах. Это было трудное решение, потому что я резко менял свою жизнь, следствием чего была необходимость освоить, начиная с самых основ, новую область знаний. Принимая решение остаться в вычислительном центре, я сознавал, что таким образом отодвигается защита моей диссертации. Стремясь получить стипендию, я знал, что буду изучать сеть АК.РАКЕТ. Обычному человеку это название ни о чем не говорит, на самом же деле АКРАЫЕТ является прообразом Интернета. Эта компьютерная сеть была создана в военных целях по заказу Пентагона. После ознакомления с этой технологией ее передали для гражданских целей. Название АКРАКЕТ происходит от Атепсап КезеагсЬ Рпуесг.. Все исследования финансировались и проводились Пентагоном, а когда проект получил распространение, его назвали Интернетом. Меня он очень увлекал, потому что я знал, что за ним будущее. Одного компьютера слишком мало для исследований, но уже два соединенных и сообщающихся друг с другом компьютера, параллельно использующих свои процессоры, позволяют производить гораздо больше вычислений. Итак, мне дали эту стипендию. Разве мог я тогда предвидеть, что в Польше будет введено военное положение?1 Но именно так и случилось. Военное положение было объявлено в декабре 1981 года, мне же предстояло лететь в Америку в феврале 1982 года. Однако в рамках санкций за введение военного положения в Польше американцы приостановили все исследовательские программы, ликвидировали доступ стран Восточной Европы, и прежде всего Польши, к любым технологиям и аннулировали все стипендии. Для меня это был удар и огромное разочарование. Я был взбешен. Будучи членом движения «Солидарность», я отдавал себе отчет в том, что в стране происходит что-то очень нехорошее. Но никто тогда даже представить не мог, что в Польше может быть введено военное положение. Оно стало поражением для всех поляков, я же пережил его очень лично, поскольку стал непосредственной жертвой этой ситуации. Виза получена, экзамены сданы, стипендия назначена, жена...
Дорота. Ага. Ты уже был женат?
Януш. Нет, еще нет. Но женщина, на которой мне предстояло жениться, уже смирилась с необходимостью этой поездки.
Дорота. Ты должен был уехать на год?
Януш. Да. Планировались обычные исследования в рамках докторантуры, в ходе которых я и собирался изучать АК.РАКЕТ. Но тема моей работы в тех обстоятельствах оказалась неудачной, поскольку касалась новейших технологий, имеющих, кроме прочего, военное применение. И хотя к этому времени АКРАКЕТ не имел к военным прямого отношения, моя стипендия была отклонена в первую очередь.
Дорота. Ты помнишь ночь, когда объявили о введении военного положения?
Януш. Помню утро. Было воскресенье, накануне я очень поздно вернулся из университета, по субботам я тоже работал, меня разбудил отец со слезами на глазах и сказал, что пора вставать. В этот день у меня была назначена встреча на одиннадцать часов: я подрабатывал репетитором. Я занимался в другом районе. Отец попросил отменить этот урок, но телефоны не работали, и никого нельзя было предупредить. Отец плакал, когда мы слушали выступление Вороны, то есть Ярузельского. Он ничего не комментировал, только дважды повторил: «Сукины сыны». Никуда я в тот день не поехал. И я знал, что все пошло прахом. Уже тогда я почувствовал, что не получу стипендию, так как ситуация в стране изменилась. Кроме того, я опасался, что буду мобилизован, ведь в армию в тот момент призывали людей разных возрастов. Я был молодым мужчиной и не мог не беспокоиться из-за этого — каждый звонок в дверь вызывал страх. И конечно, я помню давящее чувство полного разочарования. Кроме того, никто не понимал, что будет происходить в понедельник. Я отправился в костел, хотя обычно не ходил в костел по воскресеньям и по-прежнему не хожу. Но тогда только на церковных службах можно было увидеть большое стечение народа. В стране было запрещено собираться группами, насчитывающими более пяти человек, однако Ярузельский не осмелился отменить службы в костелах. И стояли мы так в костеле, держась за руки. Это был очень трогательный момент протеста, который нельзя было выразить иначе. На следующий день студенты в университет не пришли. С 13 декабря для студентов были отменены все занятия, но это не касалось преподавательского состава, поэтому мы пришли на работу, где вели долгие разговоры друг с другом. В связи с запретом собираться в одном месте группами более пяти человек мы расположились в вестибюле физического факультета, так чтобы нас ни в чем нельзя было упрекнуть, переходя от одной группы к другой, обсуждали обстановку в стране.
Дорота. И ты продолжал работать?
Януш. Все продолжали, поскольку, чтобы оставаться в университете, мы были обязаны это делать. Но никто из нас не знал, что будет дальше. Нормальной работы не было. Ксерографы были опломбированы, библиотеки закрыты. Чтобы сделать копию какой-нибудь статьи, необходимо было написать заявление на имя декана. Компьютеры не работали из-за перебоев с электричеством, что было следствием бедности, а не военного положения. Складывалось впечатление, что мы находимся в тюрьме. Однако все надеялись, что это положение в стране временное, что противники правящего режима дадут о себе знать. Но так не случилось. Потом были праздники, сочельник, Рождество. Во время рождественской мессы мы пели гимн «Боже, что Польшу...». Потом ожидали перемен после каникул, когда в университет наконец вернулись студенты. Жизнь вошла в свое русло. Кого-то интернировали, кого-то освободили. Никто не протестовал. Я не включился ни в какую подпольную деятельность, хотя мои друзья в ней участвовали и печатали какие-то листовки. Я же решил, что это не имеет смысла. Для меня это было время тотальной апатии -прежде всего по причине личной жизненной трагедии. Ведь я целый год жил, подчинив все свое существование единственной цели. Строил свое будущее на фундаменте диссертации, которую должен был подготовить во время стажировки в Америке.
Дорота. И вот ты уже почти достиг желаемого...
Януш. И внезапно узнал, что ничего не получится. А потом возобновились контакты с Костюшковским фондом, потому что для них сложившаяся ситуация стала не меньшим разочарованием. И началось. Мне предложили изменить тему в надежде, что американцы передумают насчет моей стипендии. Итак, по договоренности с фондом я выбрал тему, связанную с алгоритмами сжатия данных. Лишь три года спустя, в 1983 году, санкции против Польши были частично отменены. Я нашел другой университет в Нью-Йорке и профессора Рутен-берга, который занимался той же темой и согласился принять меня у себя на кафедре. А в фонде уже были предназначенные для меня средства. После трех лет ожидания я поехал в Америку. В 1982 году я женился на своей студентке, с которой познакомился на одном из своих первых занятий в качестве преподавателя. Я уже почти перестал верить, что эта поездка состоится, — иначе не позволил бы себе рождения ребенка, который появился на свет в июне 1983 года, а в марте я получил извещение, что могу ехать, срок пребывания в Америке — один год, в течение которого я не мог приезжать в Польшу.
